поддельным документам, привезенным из штаба Власова. Трушнович — капитан, затем майор Русской освободительной армии (РОА), заместитель начальника санитарного отдела штаба Вооруженных сил Комитета освобождения народов России (ВС КОНР).

Весной 1945 г. Льотич предлагает генералу Власову идти на соединение с его добровольцами, действовавшими в горах Югославии. В составе делегации РОА Трушнович выезжает к месту встречи, но в Тироле группа узнает о капитуляции Германии.

Война окончена. Освобожденные из лагеря военнопленные французы спешат донести американцам, что прибывшая группа — это якобы переодетые эсэсовцы. Их везут на расстрел, но грузовик разбивается. Тяжелораненый Трушнович попадает в лазарет. Вылечившись, перебирается в лагерь русских беженцев под Зальцбургом, где его находит сын, позднее состоится и встреча с женой. Вместе они переезжают в созданный НТС лагерь беженцев Менхегоф под Касселем. Трушнович активно включается в жизнь лагеря: становится главным врачом, его избирают в СоветНТС (уже не «нового поколения», а «российских солидаристов»). Он председатель Высшего суда совести и чести НТС, постоянный сотрудник «Посева», автор брошюры «Россия и славянство» (1949) и книги «Ценою подвига» (вышедшей посмертно в 1955 г.).

По требованию советских властей американцы выселяют руководство НТС из Менхегофа. Однако Трушнович добивается разрешения городского управления Бад Гомбурга на постройку жилых бараков. Строительный материал достает с помощью служащей американской армии — правнучки известного составителя Словаря русского языка В. И. Даля. Так на окраине Бад Гомбурга возник поселок Солидарск.

В разгар «холодной войны» Западный Берлин, окруженный советской оккупационной зоной, становится «островом свободы». С 1950 г. Трушнович возглавляет там Комитет помощи русским беженцам, который помогал им ориентироваться в незнакомом мире, оказывал помощь при оформлении документов, а порой и материальную поддержку. В 1951 г. в Берлине создается Общество немецко-русской дружбы, которое возглавляли два сопредседателя: обер-бургомистр Берлина Эрнст Ройтер и доктор А. Р. Трушнович.

Прошло полвека со дня его гибели. О том, как Александру Рудольфовичу незадолго до смерти виделось будущее, лучше всего говорят слова из его книги «Ценою подвига»:

«Глубокая человечность и благородство, соединенные со смелостью и решительностью, должны стать идеалом для борца и гражданина новой России. Мы не должны кровью залить Россию. Мы не смеем искажать человеческий облик темной страстью мести, мы не должны осквернять знамя свободы коммунистическими методами. В тот день, когда мы поднимем знамя Восстания и Революции, глаза всего мира будут обращены на нас. Затаив дыхание, все человечество возложит свои надежды на нашу родину, на Россию. История сама, как бы замедлив свой ход, будет ждать великого слова от России. Когда Россия будет свободна, вся история пойдет иными путями».

А. Р. Трушнович во многом верно предвидел свершившиеся 37 лет спустя события. Но многое, что он видел, нам еще не дано. Оно нам только задано.

Б. С. Пушкарев

Часть I. ВЕЛИКАЯ ВОЙНА

Словенцы и Россия

Бывают исторические мечты, живущие веками в подсознании народа. Мировые события иногда придают этим мечтам более конкретные формы в виде политических чаяний, литературных памятников или народных повествований. В подсознании моего народа в течение почти десяти веков жила память о совместной жизни с другими славянскими народами, проживавшими в Карпатах, у притоков Днепра. Память о кровной связи с ними не угасала и после расселения.

История словенцев складывалась в тяжелых условиях. В VII веке, после короткого периода жизни в союзе славянских племен, они вынуждены были уйти в подполье, из которого несколько раз выходили, чтобы затем снова попасть в неволю.

Покинув насиженные места, словенцы ушли далеко на Запад. Связанные узкой полосой земли с южными славянами, они почти оторвались от других славян, расселившись у границ Римской империи, между Адриатическим морем и Альпами и в самих Альпах. Словенцы были со всех сторон зажаты могущественными и воинственными соседями: Германской империей, Венецианской республикой и Римом, которые обладали большой и древней культурой. Попавших в их орбиту они политически подавляли и денационализировали. Эти силы лишили словенцев возможности собственного культурного, материального и государственного развития.

Только в крестьянстве теплилась еще искра словенской народности. Поднимавшиеся из этой среды тонули в немецком и итальянском «море», нередко становились ренегатами и скрывали принадлежность к своему народу. Сыны словенского народа теряли свой язык, питали своим умом другие культуры, проливали кровь под чужими флагами за чуждое им дело. Словенское самосознание оживало в крестьянских бунтах, но при их подавлении гибли лучшие, а народ еще глубже уходил в подполье.

Действия Ватикана, католической Церкви были на руку нашим врагам, и движение Реформации в XVI веке, которую Ватикан объявил ересью и подавлял силой, было воспринято словенцами с воодушевлением. Реформация распространилась тогда в Польше, Венгрии, Чехии, Словакии, Хорватии, Австрии, и какое-то время папский епископ вынужден был отсиживаться в зальцбургском замке. Это движение, носящее, кроме религиозного, социальный и национальный характер, соответствовало чаяниям народа. Тогда были напечатаны первые книги на словенском языке и возобновилась связь с другими славянскими народами.

После подавления Реформации наступила жестокая реакция, насильственный возврат католичества. По времени совпало с ней и турецкое нашествие. По нескольку раз в год загорались на вершинах гор «кресы» — сигнальные костры, сообщавшие о приближении турецких отрядов, сжигавших города и деревни, убивавших или уводивших в рабство людей. И так почти без перерыва двести лет.

И все-таки выжил народ. Словенский крестьянин сохранил язык и немалую, но почти единственную культурную ценность — народные песни.

В 1799 году в Италию через словенские земли прошел со своими войсками Суворов. И русские, и словенцы были обрадованы и удивлены, почувствовав родственную связь. Почти все слова, употребляемые простым народом, были схожи, и от них веяло болью общеславянской родины. Свидетельства того времени говорят о большом впечатлении, произведенном на словенцев православным богослужением.

В недолгие годы существования Иллирийских провинций (1809–1813) словенцы и хорваты