больше половины жизни, Парфенов так и не научился различать цветы.

— Коля,— сказала жена,— я их убила.

Юбка ее была задрана выше колен. Она сидела враскорячку и смотрела на Парфенова остановившимся взглядом. Первым делом Парфенов испугался за нее: не ранена ли? Он упал на колени, обнимая, ощупывая ее и боясь наткнуться рукой на липкое и мокрое.

— Жива?! Жива?!

— Я их убила, Коля!— Она не шевельнулась с тех пор, как он подбежал.— У меня все нормально.

Парфенов осторожно забрал у нее пистолет. «Вальтер» довоенного образца был в застывшем заскорузлом масле, с налипшими иголками хвои.

— Где ты его взяла? — спросил Парфенов.

— У меня все нормально,— повторила жена.

Парфенов потряс ее за плечи.

— Здесь.— Она повела рукой в сторону полусгнившего ящика. Только сейчас в траве у ящика Парфенов увидел коренастого. Он лежал ничком, рубашка на спине задралась, лужица под ним, все еще набухавшая у левого, прижатого к телу локтя, не расползалась далеко, впитывалась в землю, и в ней беспомощно копошились муравьи. Парфенов поднялся с колен, подошел к коренастому, носком левой ноги повернул голову,— коренастый был мертв. Впереди валялась полуоткрытая сумка, которую коренастый носил на плече. Парфенов и ее пошевелил ногой. На траву выскользнули потемневшие, цепляющиеся друг за друга железки. Парфенов нагнулся, поднял одну, протер рукавом,— свастика в обрамлении, видимо, дубовых листьев. Так он читал в книгах. Сейчас из-за ржавчины понять, что там обрамляет свастику, было невозможно. Ребята промышляли. Но как жена сумела выстрелить? Она в жизни не видела такого пистолета.

— Как ты сумела выстрелить? — спросил Парфенов, все еще не опуская «вальтера».

— Там есть такая штучка...— сказала жена.

Она сидела, положив руки поверх задранной юбки. Плащ был расстегнут, и широкие полы его распахнулись по земле. В складке задранной юбки задержалась маленькая темная гильза. Жена шевельнулась, и гильза скатилась с ног на землю.

Парфенов поискал глазами светловолосого.

— Где?..— спросил он. И не успел продолжить.

За деревом, на которое опиралась жена, раздался стон.

Парфенов поднялся, машинально отряхнул брюки от налипшей хвои, раздвинул ветки и увидел светловолосого. Светловолосый лежал на спине, широко открыв глаза, и прижимал окровавленную руку к груди. Другая царапала землю. В трех сантиметрах от «ТТ».

— Помоги... — хрипнул он.— Сволочь...

В углу рта лопнул розовый пузырек и побежал струйкой на подбородок.

— Сейчас,— сказал Парфенов и чуть опустил ствол «вальтера», чтобы мушка встала вровень с краями прорези у переносицы.

— Там есть такая штучка...— прозвучало у него в голове. И Парфенов нажал на эту штучку.

Светловолосый дернулся, штанина на левой ноге задралась, нога вытянулась и успокоилась. На оголившейся ступне синела татуировка. «Они устали». Парфенов прочитал татуировку и задумчиво произнес:

— Мы тоже.

Ему еще нужно было возвращаться к машине за лопатой. Он поставил «вальтер» на предохранитель и сунул его в карман.

«Тогда Петр приступил к Нему и сказал: «Господи! Сколько раз прощать брату моему, согрешившему против меня? До семи ли раз?» Иисус говорит ему: «Не говорю тебе до семи, но до семижды семидесяти раз».

Матфей, гл. 18, ст. 21