- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (67) »
отстрелил ей нижнюю половинку клюва. Ни клюнуть, ни взять, ни почистить перья.
Села, странно тонконосая, взъерошенная, отощавшая, с перьями-сосульками на брюшке. Будь что будет.
Положила головку на снег и боком-боком уцепила кусок. Кусок — день жизни. Будет ли он и завтра?
Видимо и невидимо птицы вокруг жилья.
Стукнула дверь: друг или враг? С ведром или с ружьём?
Лучше бы спрятаться, да надо лететь. На мусорную кучу только сытый зимой не летит. А сытых зимой мало.
Ястреб и Оляпка. — Ну, Оляпка, попадись: сейчас я тебя сцапаю! — А я, Ястреб, от тебя в полынью нырну. — А я тебя у полыньи подкараулю! — А я во вторую полынью выскочу. — А я у второй подкараулю! — А я тогда в первую выскочу. — А я… И долго ты так от полыньи к полынье будешь мотаться? — Да пока тебе за мной гоняться не надоест!
Сорока и Волк. — Эй, Волк, чего ты хмурый такой? — От голода. — И рёбра торчат, выпирают. — От голода. — А воешь чего? — От голода. — Вот и говори с тобой! Заладил, как сорока: от голода, от голода, от голода! Чего это ты нынче такой неразговорчивый? — От голода… Воробей и Синица. — Угадай, Синица, какое у людей самое страшное оружие? — Ружьё? — Э-э, не угадала! — Пушка? — Опять не угадала! — Какое же тогда, Воробей? — Рогатка. Из пушки-то по воробьям не стреляют, а из рогатки — только успевай отскакивать! Я-то уж знаю, я-то стреляный воробей! Сорока и Заяц. — Вот бы тебе, Заяц, да лисьи зубы! — Э-э, Сорока, всё равно плохо… — Вот бы тебе, серый, да волчьи ноги! — Э-э, Сорока, невелико счастье… — Вот бы тебе, косой, да рысьи когти! — Э-э, Сорока, что мне клыки да когти? Душа-то у меня всё равно заячья…
Волк и Сова. — Мы, Сова, с тобой во всём одинаковые: ты серая, и я серый, у тебя когти, и я хищник. Почему же встречают нас люди по-разному? Тебя хвалят-расхваливают, меня клянут-проклинают. — А ты, Волк, что ешь-то? — Да всё больше жирных барашков, да козлят, да телят… — Ну вот видишь! А я всё мышей вредных. Похожи мы с тобой по одёжке, да разные по делам!
Ласка, Белочка и Медведь. — Я, Ласочка, к зиме беленькой стала — как берёзка! — А я, Белочка, серенькой — как осинка! — Ну а я, Медведище, как ёлочки: зимой и летом одним цветом!
Дятел и Тетерев. — Здравствуй, Тетерев! Со вчерашнего дня не виделись. Где летал, где спал? — Летал я «над», спал «под». — Что это за ребус такой: то «над», то «под»? — Это не ребус, а снег.
СВОЯ ПЕСНЯ
Все птицы хороши, но скворцы с особой изюминкой; каждый у них в особицу, один на другого не похож. Пером и росточком одинаковы — скворцы и скворцы! — да у каждого свой талант. Один вдруг чечевицей крикнет, а сосед — куличком. Кому воробей по душе пришёлся, кому — жаворонок. А иному — петух, а то и кошка! И от этого скворец не просто «скворец», а «скворец с чечевичкой», «скворец с иволгой», «скворец с куликом». А есть и такие, что на многие голоса молодцы. Собрались как-то у меня зимой в клетках разные птицы: зарянка, щегол, синица, чиж, клёст да снегирь. Птиц много, но все разные, на разных языках говорят, друг друга не понимают. А самим с собой разговаривать не очень-то весело. Нахохлились птицы. Но был среди них скворец. Пикнет, бывало, заряночка грустно — скворец ей в ответ заряночьим голоском: «ти-ик!» Заряночка насторожится, просвистит что-то. И скворец в ответ просвистит. Заряночка весёлую нотку свистнет — скворец ответит. Потом скворец просвистит — заряночка откликнется. И так с каждой птицей: со щеглом, чижом, синицей, снегирём. Птицы радуются: кому не приятно на родном языке пересвистнуться! Так всю зиму и жили припеваючи. А всё скворец! С каждым общий язык нашёл, каждого расшевелил. И себя не забыл: песню свою новыми звуками наполнил. Хороша песня стала: и своя и для всех!СИНИЧКА НЕОБЫКНОВЕННАЯ
Звонкоголосую и белощёкую нашу синицу называют большой или обыкновенной. Что большая, я с этим согласен: она больше других синиц — пухляков, московок, лазоревок. Но что она обыкновенная, с этим я не могу согласиться! Она поразила меня с первой же встречи. А было это давным-давно. Она попалась в мой западок. Я взял её в руку, и она… умерла! Только что была живая и резвая, щипала с вывертами за пальцы — и вот умерла. Я растерянно разжал руку. Синичка неподвижно лежала на раскрытой ладони вверх лапками, и глаза затянулись белым. Я подержал её, подержал — и положил на пенёк. И только руку отвёл — синичка вскрикнула и улетела! Какая же она обыкновенная, если такая необыкновенная обманщица! Захочет — умрёт, захочет — воскреснет. Потом я узнал, что многие птицы впадают в какое-то странное оцепенение, если их положить спинкой вниз. Но у синички это получается лучше всех и часто спасает её от неволи.ВОРОНИЙ СИГНАЛ
Какое дело воронам до рыб? Какое дело рыбам до ворон? А рыбакам — тем дело до всего. Назначили рыбаки ворон в сторожа — рыбу караулить. Давно замечено, что нельзя доверять козлу капусту, а коту сметану. Но рыбаки рыбу воронам доверили. Дошлые эти рыбаки. В подлёдном мире сейчас темно — чёрная там зима. Холодно и душно. Сонные рыбы лениво шевелятся и разевают рты. Им нечем дышать. Запас кислорода подходит к концу; свежему воздуху не просочиться под лед. Того и гляди, начнётся рыбий замор. Гляди… а кто же будет глядеть? Сторожа-рыбака, что ли, к каждой проруби сажать? А сажать надо. Прозеваешь начало замора — останешься летом без рыбы. Выручают рыбаков вороны. Рыбы, когда начнут задыхаться, собираются к прорубям и высовывают из воды губы. Вороны сейчас же всё замечают, поднимают крик и слетаются к прорубям со всех сторон. Знают рыбаки: коли кружит над прорубью вороньё, — значит, пришла беда. Хватают они ломы, топоры, пешни и спешат спасать рыбу. Рубят большие проруби, чтобы в них, как в широко раскрытые окна, ворвался свежий и чистый воздух. По первому вороньему сигналу все спешат, как один. Зорок вороний глаз. Сторожа это надёжные и бесплатные. Им можно рыбу доверить. Они не проворонят!ЛЕСНЫЕ ШОРОХИ
Лиса и Заяц. — Почему это, Заинька, у тебя такие длинные ушки? Почему это, серенький, у тебя такие быстрые ножки? — А всё потому, Лисонька, что уж очень у тебя шажки тихие да уж очень острые зубки!Ястреб и Оляпка. — Ну, Оляпка, попадись: сейчас я тебя сцапаю! — А я, Ястреб, от тебя в полынью нырну. — А я тебя у полыньи подкараулю! — А я во вторую полынью выскочу. — А я у второй подкараулю! — А я тогда в первую выскочу. — А я… И долго ты так от полыньи к полынье будешь мотаться? — Да пока тебе за мной гоняться не надоест!
Сорока и Волк. — Эй, Волк, чего ты хмурый такой? — От голода. — И рёбра торчат, выпирают. — От голода. — А воешь чего? — От голода. — Вот и говори с тобой! Заладил, как сорока: от голода, от голода, от голода! Чего это ты нынче такой неразговорчивый? — От голода… Воробей и Синица. — Угадай, Синица, какое у людей самое страшное оружие? — Ружьё? — Э-э, не угадала! — Пушка? — Опять не угадала! — Какое же тогда, Воробей? — Рогатка. Из пушки-то по воробьям не стреляют, а из рогатки — только успевай отскакивать! Я-то уж знаю, я-то стреляный воробей! Сорока и Заяц. — Вот бы тебе, Заяц, да лисьи зубы! — Э-э, Сорока, всё равно плохо… — Вот бы тебе, серый, да волчьи ноги! — Э-э, Сорока, невелико счастье… — Вот бы тебе, косой, да рысьи когти! — Э-э, Сорока, что мне клыки да когти? Душа-то у меня всё равно заячья…
Волк и Сова. — Мы, Сова, с тобой во всём одинаковые: ты серая, и я серый, у тебя когти, и я хищник. Почему же встречают нас люди по-разному? Тебя хвалят-расхваливают, меня клянут-проклинают. — А ты, Волк, что ешь-то? — Да всё больше жирных барашков, да козлят, да телят… — Ну вот видишь! А я всё мышей вредных. Похожи мы с тобой по одёжке, да разные по делам!
Ласка, Белочка и Медведь. — Я, Ласочка, к зиме беленькой стала — как берёзка! — А я, Белочка, серенькой — как осинка! — Ну а я, Медведище, как ёлочки: зимой и летом одним цветом!
Дятел и Тетерев. — Здравствуй, Тетерев! Со вчерашнего дня не виделись. Где летал, где спал? — Летал я «над», спал «под». — Что это за ребус такой: то «над», то «под»? — Это не ребус, а снег.
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (67) »