— Бесполезно, — прервал Яна Альбрехт. — У пана Ровбы есть и связи и деньги.
Он помолчал.
— И потом, — добавил он, — меня послали сюда прояснить вопрос о ведьме, а не о причине гибели молодой, и, кстати, без богатой родословной и совсем без приданого, жены молодого богатого шляхтича.
Откуда-то взявшийся ветерок шевельнул листья до сих пор мёртво недвижных деревьев, словно то ли соглашаясь, то ли споря с братом Альбрехтом.
— И что теперь будет? — спросил Ян.
— Ничего, — ответил Альбрехт. — Думаю, это останется незначительным эпизодом в биографии наследника пана Ровбы.
И Альбрехт, резко повернувшись, пошёл прочь от могилы.
Ян, спохватившись, вскочил с пенька, на котором до сих пор сидел, и бросился догонять своего учителя. Но вдруг захромал и вынужден был снять сапог, чтобы достать несколько попавших туда камешков. Альбрехт уже выходил с заброшенного кладбища.
Ян сунул руку в снятый сапог и достал жменю — штук семь — ровных, словно абсолютно одинаковых, камешков.
— Ян, — послышался голос Албрехта. — не отставай, нам сегодня нужно много пройти!
Ян сунул камешки в карман рясы, быстро натянул сапог и бросился догонять Альбрехта.
5
— Может, пройдём мимо? Они стояли перед той корчмой, откуда неделю назад сбежали через окно. Но на этот раз она была не молчаливая и тёмная, а светилась в наступающих сумерках огнями окон и гремела музыкой. Похоже, внутри веселилась большая компания. — Принимая во внимание, — сказал Альбрехт, — наступающую ночь и то, что там на этот раз много людей, лучше зайти. Внутри действительно было и многолюдно и шумно. Жена корчмаря сбилась с ног, обслуживая многочисленных гостей. К монахам, севшим за свободный уголок стола, подошёл сам корчмарь, помогавший жене разносить заказы. — Святые отцы! — узнал он своих бывших постояльцев. — Рано же вы ушли прошлый раз! Он был в прекрасном настроении: так много людей, сегодня у него удачный день и хороший доход. Корчмарь громко захохотал и погрозил монахам пальцем: — А я знаю, почему вы сбежали! И нагнувшись к ним поближе, понизил голос: — Мы и сами тогда перепугались. Жуткие были вопли. Только уже днём разобрались, в чём было дело. И он вновь захохотал. — Кошка! Кошка застряла в дымоходе! Насилу вытащили.6
Они вернулись в монастырь уже после начала вечерни. Ян устало опустился в своей келье на стул, размышляя о том, идти ли ему на конец службы, как дверь открылась, и вошёл брат Альбрехт. Ян вскочил и с удивлением воззрился на учителя. За все годы это было первый раз, когда тот затруднил себя наведыванием ученика. Альбрехт бегло огляделся и сел на второй стул, стоявший, как и тот, на котором сидел Ян, у небольшого стола. И пристально посмотрел на молодого монаха. — Вообще-то я думал не заводить этого разговора, — медленно начал он. Затем умолк и, опустив руку в карман рясы, достал и протянул своему ченику маленький портрет. На котором было нарисовано его, Яна, лицо. Ян похолодел. Он знал, где учитель взял этот портрет. — Я нашёл его в доме Марии, — сказал Альбрехт. Ян молчал. — И все в фольварке пана Ровбы вели себя с тобой так, как будто знали тебя. Похоже, ты сказал не всю правду, когда пришёл к нам в монастырь? И тут же поднял руку, останавливая своего ученика: — Не надо ничего говорить. Ничего уже не изменить. Альбрехт встал. — Послушай, Ян, — голос его был тих. — У многих из нас в прошлом осталось то, что нам бы не хотелось рассказывать окружающим. В том числе поэтому мы и пришли в монастырь. Многие из нас. Но, придя сюда, мы начали новую жизнь. И поверь мне — эта новая жизнь будет оправдана только в том случае, если мы полностью, слышишь, полностью, окончательно и бесповоротно, отбросим жизнь прошлую. Если этого не сделать, так и останешься болтаться между двумя жизнями. Альбрехт помолчал. — То есть нигде. И, повернувшись, вышел из кельи.7
То есть нигде. Ян встрепенулся. Отбросить прошлую жизнь. И вдруг хлопнул себя по лбу, запустил в карман руку и достал несколько камешков. Тех, с кладбища. Он горько улыбнулся. Подошёл к окну, раскрыл его и высунул наружу руку с зажатыми в кулак камешками. «Да и плохая это примета — приносить домой с кладбища», — подумал он. Грохнул удар колокола. …раз… Ян разжал пальцы. …два… Его сны. …три… В прошлой жизни. …четыре… Альбрехт прав. …пять… Ничего уже не изменить. …шесть… Окончательно и бесповоротно. …семь! Ян отошёл от окна и поэтому не видел, как с седьмым ударом колокола луч заходящего солнца заиграл на невесть откуда взявшихся на камешках гранях и, задумавшись, не услышал, как радостно воскликнули два детских голоса там, под его окном, у корня вяза. Радостно, потому что, как они и ждали — так давно ждали! — к ним сверху упали семь больших бриллиантов.Андрей Асмю © 2009