время ерзала на сиденье, роняла на пол свою смешную соломенную шляпку и при этом изо всех сил старалась держать ровно розовый зонтик, словно это было самое важное и ответственное из возложенных на нее дел. Помимо зонтика, в центре ее внимания был бисерный кошелек. Она расстегивала его всякий раз, когда дорога шла ровно, и удовлетворенно отмечала, что содержимое не пропало и не убыло.

Все эти мелкие детали были безразличны мистеру Кобу, который считал своим долгом лишь доставлять людей в пункт назначения, отнюдь не заботясь, насколько им хорошо и удобно. Он совершенно забыл о существовании маленькой пассажирки.

Когда Джеремия выходил утром из почтового отделения в Мейплвуде, к нему направилась женщина; она спросила, где тут почтовый дилижанс, отправляющийся в Риверборо, и не его ли зовут мистером Кобом. С женщиной была девочка лет десяти или одиннадцати, на вид ей можно было дать еще меньше. Мать помогла ей усесться в дилижанс, поставила рядом с дочкой сверток, положила букетик сирени и, наконец, расплатилась за дорогу, тщательно пересчитав заодно серебро в своем кошельке.

— Будьте любезны, пожалуйста, отвезите ее к моим сестрам в Риверборо, — попросила она. — Вы случайно не знаете Миранду и Джейн Сойер? Они живут в кирпичном доме.

Еще бы ему было не знать сестриц Сойер! Слава богу, он их знал как облупленных.

— Ну вот, ей нужно к ним, они ее ждут. Вы, пожалуйста, последите за ней. А то она имеет привычку по дороге заговаривать с людьми, заводить всякие знакомства, приглашать в гости. Такой уж характер. Ну, до свиданья, Ребекка. Смотри, не натвори чего-нибудь. Сиди смирно. Постарайся не испачкаться. Не мешай мистеру Кобу. — Знаете, она очень эмоциональная. Мы выехали вчера из Темперанса, переночевали у моей кузины — она живет в восьми милях отсюда — и сегодня утром…

— Ну все, мамочка! Не беспокойся, пожалуйста. Я ведь не первый раз еду.

Женщина усмехнулась и объяснила мистеру Кобу:

— Теперь она считает себя великой путешественницей и гордится этим.

— Ну, это же в самом деле было настоящее путешествие, — своенравным тоном вставила девчушка, — мы заперли ферму, уложили завтрак в корзину, а потом ехали и везли с собой ночные рубашки.

— Только не надо сообщать целой деревне про то, что мы делали, — сказала мать, прерывая пространное объяснение «опытной путешественницы». — Я же тебя предупреждала, — прошептала она, напоследок призывая к дисциплине, — что не следует говорить про ночные рубашки, носки и про… про другие подобные вещи, тем более говорить громко, когда вокруг столько людей.

— Знаю, мамочка, знаю! И больше не буду. Но только я хотела сказать… — Тут мистер Коб присвистнул, натянул поводья, и лошади плавно тронулись своим привычным путем.

— Я только хотела сказать, что путешествие — это когда… — дилижанс уже был в пути, и Ребекка высунулась из окна, завершая свою речь, — в поездку берут с собой ночные рубашки!

Предосудительное слово, пропетое высоким дискантом, резануло слух миссис Рэндалл. Она забрала со скамейки оставленные там покупки и забралась в стоящую возле станции повозку. Развернув коня в направлении дома, женщина на мгновение привстала и, держа руку козырьком, вгляделась в облачка пыли среди туманной дали.

— Миранда, глядишь, преуспеет… И я не удивлюсь, если это устроит Ребекка.

Уже полчаса дилижанс был в пути. Солнце, жара, пыль, размышления о том, что нужно будет сделать в большом городе, каким считали здесь Миллтаун, убаюкивали и без того медленный и неповоротливый ум возницы, так что он напрочь забыл о своем обещании присматривать за Ребеккой.

Вдруг сквозь громыхание колес и скрип упряжи ему послышался слабый голос. Вначале мистер Коб подумал, что звук издал сверчок, или древесная жаба, или пичуга, но, прикинув расстояние, с которого тот доносился, он повернул голову и увидел темный силуэт, высунувшийся из окна так, что это вызвало его опасение. Длинная черная коса развевалась по ветру. Одной рукой маленькая пассажирка придерживала шляпу, а в другой у нее был крошечный зонтик, которым она отчаянно размахивала, пытаясь привлечь к себе внимание возницы.

— Пожалуйста, послушайте! — кричала девочка.

Мистер Коб придержал своих лошадок.

— Скажите, место рядом с вами стоит каких-нибудь дополнительных денег? — спросила девочка. — Здесь сиденье скользкое, солнце бьет в глаза, а ваша повозка такая просторная — от тряски я уже вся в синяках! Окошко такое маленькое, что видны только части предметов. И я чуть не свернула себе шею, проверяя, не свалился ли на дорогу саквояж. Это мамин саквояж, он ей очень дорог.

Мистер Коб выслушал этот поток слов, содержавший изрядную долю критики в его адрес, и сказал шутливым тоном:

— Если хочешь, поднимайся сюда, наверх. Никакой дополнительной платы я не возьму. — Он спустился на землю, взял девочку на руки, посадил вперед и сам сел на прежнее место.

Ребекка расположилась на новом месте, аккуратно расправила подол платья и положила зонтик между собой и мистером Кобом. Потом она сняла шляпку, стянула белые перчатки и сказала довольным тоном:

— Вот так лучше! Это действительно похоже на путешествие. Теперь я чувствую себя настоящей пассажиркой, а там, внизу, я была как курица в запертом курятнике. Мы ведь еще долго-долго будем ехать, да?

— Конечно, мы же еще только начали наш путь, — добродушно ответил мистер Коб, — нам ехать еще два часа с лишним.

— Только два часа! — разочарованно вздохнула Ребекка. — Это будет половина второго, мама доберется до своей двоюродной сестры Энн, а на ферме дети уже пообедают и Ханна уберет со стола. Я кое-что взяла с собой поесть, потому что мама считает, что неприлично приезжать в дом голодной, тогда ведь тете сразу надо будет меня кормить. Хороший сегодня день, правда?

— Уж очень жарко. Ты бы раскрыла свой зонтик.

Ребекка расправила на скамейке подол платья и проговорила в ответ:

— Нет, не надо. Я никогда его не раскрываю на солнце. Розовый цвет ужасно выгорает. Я только в пасмурные дни выхожу с зонтиком, да и то по воскресеньям. А как только выглянет солнце, я его сразу прячу. Это самая дорогая для меня вещь на свете. Я очень его берегу, этот зонтик.

Тут в неповоротливом уме мистера Коба промелькнула мысль, что у него под боком примостилась птичка не того оперения, к которому он привык в своей повседневной жизни. Он положил кнут, вытянул ногу, снял шляпу, заложил за щеку изрядную порцию табака и, приведя таким образом в порядок свои мысли, впервые посмотрел на пассажирку. В ответном взгляде девочки читались дружелюбие и детское любопытство.