В ту ночь крестьянин (вот его рассказ)
Рубежной шёл долиною. Как раз
На небе серпик Цинтии исчез,
Зарёй поборот. Раб в господский лес
Пришел набрать дровец, чтоб их продать —
Не то пришлось бы детям голодать.
Река, что земли Ото отсекла
От графства Лары, перед ним текла;
Вдруг — топот конский. То к реке спешил
Из чащи всадник. Переброшен был
Плащом накрытый груз через седло;
Лицо ездок сокрыл, склонив чело;
Нежданный вид, что страшен в час ночной!
Не преступленье ли всему виной?
И стал крестьянин, прячась, наблюдать,
Как незнакомец спрыгнул, сдёрнул кладь,
Как на берег втащил её с трудом
И сбросил в воду; долго ждал потом,
Смотрел — отворотился — прочь шагнул,
Но бросил взор назад, и вдруг свернул
Вослед теченью, точно взгляду мог
Поведать слишком многое поток.
Тут он нагнулся к скопищу камней,
Оставленных разливом вешних дней,
И те, что покрупнее, стал хватать,
И в воду их, прицелившись, метать.
Вперёд прокрался раб; незримый сам,
Теперь он видел всё: его глазам
Предстала грудь под пеленой воды,
На платье точно вспыхнул луч звезды;
Но, лишь крестьянин, пристальней взглянул,
Ударил камень в труп, и тот нырнул,
А выплыв, был почти неразличим
В багровой мути, взвившейся за ним.
Но вот он канул; взвихрилась вода,
Разгладилась — и всадник лишь тогда
Вскочил в седло; и вмиг ударом шпор
Погнал он прочь коня во весь опор.
Он в маске был; а что до мертвеца,
То взгляд раба бежал его лица;
Но на груди носимая звезда
Была приметой рыцаря всегда;
На платье Эццелина этот знак
Видали в ночь, что завершилась так.
Прими его Господь, коль он убит!
А труп неузнанный был в море смыт.
Поверь из Милосердья одного,
Что всё ж не Лара умертвил его.