обстоятельствам и лишь в редких случаях подчиняла обстоятельства своей воле. Действительно, почему именно он так основательно запечатлелся в массовом сознании, а не Помпей, прозванный Великим, или чудовищно богатый Красс, победитель Спартака? Ведь это были деятели, вполне равные ему по способностям и силе. А Сулла, диктатор, чьи деяния запустили механизм окончательного демонтажа Республики? А хитроумный политикан Цицерон, которого мы вспоминаем только как учителя ораторского мастерства? Принципиальнейший до оскомины Катон?

Неужели они остались только фоном, декорацией для главного героя лишь потому, что в итоге проиграли Цезарю и, несмотря на былые заслуги, так и остались в его тени? Вполне возможно.

Или же потому, что Цезарь забил последний гвоздь в гроб Республики и был потому возвеличен имперской пропагандой своих «потомков» на троне? Вполне вероятно.

Но, скорее всего, дело не только в этом. История Рима насыщена событиями и персонами, которым уместно определение — судьбоносные! Именно судьбоносные, поскольку облик современного мира, без всяких преувеличений формировался в ту эпоху. Не появись Римская империя именно в том виде, в котором она возникла, — не появилась бы христианская Европа. Достаточно выдернуть ту или иную фигуру из длинной истории сначала царского, а потом республиканского периода, и можно предположить, что история пошла бы другим путем. К подобным допущениям любят прибегать авторы остросюжетных произведений. Путешественники во времени случайно или намеренно меняют ход истории. Или же автор попросту описывают мир, альтернативный нашему, в предыстории которого изначально не было того или иного персонажа. Причины, по которым пишутся, издаются и читаются подобного рода произведения, достойны отдельного рассмотрения, которому нет места в этой книге. Скажем только, что есть основание предполагать, что речь может идти о неких психофизиологических механизмах, в основе которых лежит комплекс вины, подсознательное стремление вернуться назад и исправить содеянное. Невозможность этого, в свою очередь, и порождает компенсаторный механизм, которым умелые манипуляторы могут воспользоваться для разрушения представлений о Провидении.

Ну и, конечно, история Рима представляет собой своего рода универсальную матрицу, позволяющую выдергивать из нее нужные имена и механизмы как для созидания, так и для разрушения государственных институций, да и самих государств. Великий Рим, Вечный город, его традиции доблестного патриотизма, ответственной власти, умеренности и благочестия, свободолюбия и вместе с тем строгого следования законам — этот во многом мифологизированный образ служил отправной точкой для формирования поведенческих модусов.

Особый интерес для индоктринаторов представляет пост-республиканский период. Что греха таить, для обывателя Императорский Рим, в котором правил «бог, царь и герой» в одном лице — картина в высшей степени возбуждающе красочная. По крайней мере, так, как его преподносят деятели искусств самых разных видов и жанров. Несть числа романам, драмам, фильмам и сериалам, посвященным знаковым событиям и персонажам Рима.

Считается, что историю Рима приводят в назидание современникам, хотя и почти всегда безуспешно. Иногда в судьбах великих империй и революций ищут ответы на актуальные вопросы — но ответы в общем-то неутешительны.

Есть и другая точка зрения — эстетизация кровавых зрелищ той поры — продукт массированного внедрения неоязычества в рамках проекта по разрушению традиционных религий. Паче того, иногда речь идет даже о возрождении неоархаических общественных структур из-за катастрофических последствий глобального обрушения капиталистической экономики, после чего воспоследует быстрый и болезненный возврат ко временам, о которых мы пока только читаем в исторических романах.

Тот персонаж, который живет в книгах, пьесах, фильмах и в обыденном сознании, имеет малое отношение к человеку, реально живущему в I веке до Рождества Христова. Жизнеописания противоречат друг другу, а некоторые вообще напоминают сборник исторических анекдотов.

Тем не менее его имя носит знаковый характер, и с каждым годом интерес к нему возрастает. Как мы уже говорили, сейчас можно наблюдать создание «моды» на Рим эпохи Цезаря и его наследников.

Что это — попытка западной цивилизации вернуться к своим истокам накануне капитуляции перед новыми «варварами», жгущими машины в Париже, убивающими режиссеров в Нидерландах, устраивающими взрывы в Лондоне? Но почему тогда она не обращается к своим христианским корням? Все эти ссылки на политкорректность, мультикультурность и толерантность подозрительно смахивают на гнилые обои, заклеившие потайной шкаф со множеством скелетов.

В истории Европы множество как славных, так и позорных страниц. Но что, если в «коллективном бессознательном» европейцев, считающих себя наследниками Рима, занозой сидит воспоминание о том, как они предали Византию?

Второй Рим, естественное продолжение и развитие первого, расположился там, откуда начинал свой путь Эней. Второй Рим, вобравший лучшее из италийской цивилизации и отринувший древних демонов города на Тибре, разгромила бесноватая орда, по недоразумению именующая себя «крестоносцами». Азиатские ворота в сердце Европы были взломаны, и турки-османы не преминули этим воспользоваться.

Не здесь ли истоки необъяснимой и немотивированной неприязни к Третьему Риму? Сместить этические координаты, обвинить в неблаговидном поведении кого угодно, только не себя, — не отсюда ли расползаются метастазы саморазрушения Европы?

Ответы на эти вопросы предоставим искать читателю.

Мы же постараемся не впадать в крайности и не слишком отвлекаться на соблазны, которые неизбежно возникают при погружении в глубины прошлых веков. Но и ограничивать себя лишь одной фигурой, пусть даже великой, нет резона. Поэтому мы попробуем вспомнить хотя бы в общих чертах историю Рима до появления такой личности, как Гай Юлий Цезарь, чтобы понять, как в такой среде он мог появиться. Или же — не мог не появиться?

Профессиональные историки в своих трудах придерживаются определенных правил. Описывают тексты, с которыми они работали, то есть труды их предшественников, а также древние источники, оценивается их достоверность, предлагается определенная методика анализа событий и персонажей — в зависимости от школы, к которой принадлежит ученый, и делаются выводы, подтверждающие концепцию автора или опровергающие мнения его оппонентов. Поскольку автор этих строк не является историком, то его руки в некоторой степени