рукавицы, высчитывал расстояние. Он встречал камень крепким объятием, рывком отрывал его от движущейся ленты, подымал на грудь, делал шаг. На этом нежности кончались, и камень летел с десятиметровой высоты к таким же неудачливым увальням.

По науке и по технике безопасности требовалось остановить ленту. Но ребята плюнули бы ему в глаза. Каждая остановка — меньше золота и меньше плана.

Впрочем, если булыжник не был очень громоздким — не мог забить вход в скруббер, — даже рекомендовалось его пропустить, ибо он нес на себе золотоносный грунт.

В этих случаях Машин желал счастливого пути и иногда даже придумывал ему биографию.

Лежал себе спокойно булыжник всего миллион лет, вдруг его сорвали с насиженного места и поволокли. Если он по характеру осторожный, то постарается соскользнуть с ножа бульдозера. Но любопытный камень пускается на поиски приключений и попадает в бункер. Очутившись в бункере, уже дело чести — прорваться на ленту транспортера. Камень ворочается на столе, подминает под себя маленькие камешки — и, наконец, он на ленте. Гордо подымается, осматривает местность. Ура! Как мы высоко! Но тут он попадает в скруббер.

Туда лучше не попадать. Скруббер крутит его раз пятьдесят, сдирает с него кожу, дергает его за бока железными пальцами, камнями. Струи воды хлещут прямо в глотку. За весь миллион лет искатель приключений не видал такого ужаса. Разве что вспоминался старый сон: вулкан, лава, образование Чукотки.

Наконец, обезумевший, избитый, камень летит вниз на стакерную ленту. На него еще некоторое время валится град камней. Они бьют безбожно по самым любимым мозолям. Но вот лента подымает его метров на десять и скидывает в отвал. Его скоро засыплют, и он сможет спокойно еще миллион лет вспоминать пережитое.

Золотоносный песок из скруббера поступает в колоду, а галька в самородкоуловитель.

Машин смотрит на колоды. Там расхаживает Витя Падун. В руках у него железная палка. Называется она одним нецензурным словом, плюс каждый прибавляет в зависимости от способности всевозможные суффиксы и приставки.

В основном надо работать у шлюза самородкоуловителя, чтоб не забуторивало. Когда Машин стоял на шлюзах, у него с ними были очень сложные отношения. Как только он начинал зевать, поток пучился и полз на боковую. А Витьке сейчас спокойно — знай прогуливается.

Вода из самородкоуловителя поступала в трубу. Хвост у этой трубы серебряный, переливающийся веером. А само золото идет мутным, грязным потоком по двум широким колодам. Золото и эффеля оседают в железных рамах и на резине, а вода — дальше, в особую трубу. У этой «золотой» трубы хвост грязный и рваный.

Только чего-то хвосты у труб поджались. Интересно, чего бы это такое случилось? Что? Чего это орет Витька?

Вода!!!

Но рядом уже Максимов. Он отключает разом всю систему. Останавливаются ленты, бункер. Сразу тихо. Теперь Максимов поворачивается к Машину, в глазах его ненависть. Вход в бункер завален камнями и грунтом. Далеко внизу, под бункером, зеленая лужа золотоносного песка. Максимов раскрывает рот.

* * *

Он взглянул на часы и не поверил. Только одиннадцать часов. Прошло всего два часа!

Все было выключено. Игорь и Витя возились с каким-то мотором. Перед тем как выключить, Машину опять попало. Дескать, время от времени ему надо прикладывать руку к мотору, не перегрелся ли. Ну и прикладывайте, ради бога. А ему это все надоело до чертиков. Вторая остановка. Хоть бы вообще не включали, посидели бы у костра, потравили.

Но, глядя на сидящих у мотора ребят, слушая, как они спорят из-за каких-то шурупов, Машин испытывал некоторую зависть: все-таки их это волнует, им это интересно…

— Включи насос.

Как чувствовал… Счастливые люди канатоходцы. Но спорить не приходилось.

Машин сбежал по палубе транспортера на землю, потом заскользил по отвалу. Теперь он стоял на берегу сильного мутного потока. Отсюда промприбор брал воду. На той стороне стоял насос. Попасть туда можно было только по узкой трубе. Шагов десять — двенадцать.

В конце концов, можно было сесть на трубу верхом. Но Машин тут же представил, как на него будут смотреть эти мальчишки.

На середине Машин закачался. Еще секунда — и он полетит. Тогда Машин побежал и — ура! — спрыгнул на берег.

Насос включить — пара пустяков. Потом можно нагнуться и сосредоточенно рассматривать мотор. Передохнуть и подготовиться к обратному пути.

Он взглянул вверх, на «головку» промприбора. Вид у ребят был такой, будто они готовились наблюдать спектакль.

Машин вспомнил, что несколько дней назад Михайлов приказал ему и Сане сколотить мостик. Но тогда кончалась смена. Санька решил, что мостик — роскошь, а Машин слишком торопился в поселок.

Машин очень спокойно ступил на трубу. Излишне спокойно. Нога скользнула, и через мгновение он, больно ударившись, обнимал холодный металл. Пришлось верхом.

На «головке» ребят уже не было. Виктор ходил между колод, Максимов побежал под бункер. Но Машин мог себе представить, о чем они говорили, глядя на его нежности с трубой. Он помнил, что Максимову больше всех приходилось бегать включать насос. По трубе он несся, словно по Минской автостраде. И вообще, когда кончится это?.. Машин знал, что хотел сказать. Не хватает тока. До сих пор не подключили ЛЭП.

Сейчас, очевидно, пробуют включить первый промприбор. И моментально их четвертый вырубают. Уже шесть дней промывки, а работают всего четыре промприбора. Каждый день обещают дать ток. А пока…

Впрочем, что это его волнует? Он не Журавлев, не отвечает за план участка.

Да, но Машину приходится ползать по трубе.

Проклятая перевернутая земля Чукотка. В полночь солнце висит на большой туче, над сопкой. Хорошо хоть, что снег перестал. Черные, слегка посеребренные сопки прятались друг за другом. И только там, где стоял насос, круто подымалась гора «Прощай, мама». Хитрая горка. Из-за нее в любую минуту мог вылететь снег, дождь, солнце, град, ветер — что там еще есть…

Может, это семейство Воробьевых и Журавлевых выполнит его просьбу и поставит съемщиком золота? Это единственная работа, что ему по душе.

Стоп, опять вода!

Машин на месте. Срочно выключается транспортерная лента. Игорь бежит к насосу. Когда же кончится этот цирк? А ведь еще только полночь.

* * *

Фермы обрастают зелеными сосульками. Машин танцует чечетку. Из-под бункера выглядывает Санька.

— Санька, давай поменяемся!

Санька делает гримасу и выставляет ухо. Но разве услышишь в таком грохоте? Машин опять кричит. Санька о чем-то советуется с Максимовым, и оба скрываются под бункером.

Не слышал, или…

До чего холод доводит людей: