— а может ему это только показалось — тонкие длинные пальцы, которые, гладя, скользнули по шее немца. Неожиданно лицо его вытянулось, глаза округлились, потом рот открылся, в глубоком вдохе, за которым должен был последовать крик… Только крика не было, и даже приглушенного стона не вырвалось из его горла.

Он застыл с широко открытым ртом и выпученными глазами, а потом начал быстро бледнеть и ссыхаться, словно кто-то выкачивал кровь и все жизненные соки из его тела… Однако Григорий Арсеньевич отлично знал, кто это. Но в данный момент у него бала другая проблема — последний фашист, который видел все что происходит и теперь пятился нацелив дуло автомата на Григория Арсеньевича. Он-то наверняка думал, что угроза исходит именно от него.

Григорию Арсеньевичу ничего не оставалось, как попытаться выбросить еще один огненный шар. Пусть после этого он даже сознания потеряет. Вампир ему не страшен, а даже если появятся еще фашисты, то пока они разберут, что он жив, вампиры их перебьют.

Еще одно невероятное усилие из ладони Григория Арсеньевича вылетел еще один огненный шар. Но что это был за шар! Слабенький голубоватый огонек, готовый в любой момент потухнуть. Он ударил в черный плащ эсэсовца и рассыпался сверкающими искрами, не причинив особого вреда, а всего лишь опрокинув немца на спину. Палая, фашист инстинктивно надавил на курок, и автоматная очередь ушла в небо. Мгновение он лежал на камнях, а потом, вновь нацелив автомат на Григория Арсеньевича начал медленно подниматься, и тут… Первый из укушенных вампиршами пришел в себя. Вытянув руку, большую похожую на длань скелета он схватил за предплечье своего бывшего товарища. А потом потянув его к себе, прошептал ему на ухо:

— Пить…

Живой немец отчаянно закричал, но было поздно, зубы его бывшего товарища по оружию, впились ему в шею. Из разорванной вены брызнула кровь.

Григорий Арсеньевич вновь откинулся на камни, пытаясь придти в себя, но сил совершенно не оставалось. У его ног лежали поверженные враги, но сам он был едва жив. И тут он почувствовал чье-то ласковое прикосновение, словно освежающий весенний ветерок коснулся его кожи. Вдохнув глубже Григорий Арсеньевич замер, наслаждаясь обволакивающей негой. На мгновение ему показалось, что он не в каменном мешке под куполом искусственной атмосферы на обратной стороне Луны, а на Земле, на цветущем лугу, вот-вот к неге и ароматам свежескошенной травы добавиться жужжание пчел и стрекот кузнечиков… Но вместо этого, в тот миг когда ощущение неги достигло кульминации, все разом исчезло, и внос ему ударили запахи стухшей крови и разложения. Со стоном выдохнув Григорий Арсеньевич позволил себе окончательно расслабиться. Демон не обманул, его защита работала отлично, и вампирша не посмела прикоснуться к нему.

Веки Григория Арсеньевича смежились… Нет, конечно, он отлично понимало, что вокруг наверняка бродят еще фашисты, что надо встать, поспешить на помощь Катерине. Кашев, при своей марксистской упертости и полном отсутствии опыта, может так наломать дров, что потом будет не разгрести, да и судьба Василия сильно тревожила Барона. Как-никак, А Григорий Арсеньевич считал того чуть ли не своим сыном. А теперь этот дорогой ему человек в плену у тварей-людоедов. Нужно не лежать, а встать и поспешить ему на помощь, только вот где взять силы. Нет… Нужно сначала придти в себя, хоть немного поспать…

* * *

Катерина остановилась и бросила тюк на землю.

— Дальше я не пойду. Нужно возвращаться.

— Но Григорий Арсеньевич приказал идти к зеркалу, — возразил Кашева.

— С каких эти пор ты стал слушаться его приказов. Ведь, насколько я понимаю, он твой классовый враг, контра.

— Но… — Кашев замялся, не зная, что возразить.

— Я возвращаюсь. Без Григория Арсеньевича нам не отыскать зеркало, и тем более не запустить его магический механизм.

— Там немцы.

— Тем более! Если там немцы, то Григорий Арсеньевич наверняка нуждается в помощи. Или ты хочешь, чтобы его, как Василия, повязали фашисты. Или они уже его потрошат: так сказать на первое, второе и компот.

— Хорошо. Спрячь за камнями свой тюк и пошли.

— А она? — ткнула Катерина в сторону Эльзы, которая по прежнему находилась под заклятием Григория Арсеньевича.

— Ты же сама хотела идти?

— Ладно, пусть тут сидит тюки охраняет.

— Только как ей об этом сказать…

Кашев отмахнулся и полез назад через груды щебня и нагроможденье каменных плит и колонн.

Несколько минут и перед ним открылась ужасная картина. Ложбинка между двумя холмами щебня была буквально усеяна немецкими трупами, а в дальнем конце на склоне на насыпи лежал на спине Григорий Арсеньевич.

В первый момент Кашев решил, что тот мертв. Но приглядевшись не увидел крови. Тогда он отважился посмотреть поближе и пошел к барону, осторожно обходя мертвецов. От женского пронзительно крика напряженные нервы Кашева не выдержали. Он замер на месте выхватил пистолет, принялся озираться, но почти сразу же вздохнул с облегчением. Это была всего лишь Катерина. Девушка тоже увидела немецкое «кладбище» и не смогла сдержаться.

Поняв, что никакой непосредственной опасности нет, Кашев все же добрался до Григория Арсеньевича, прижался ухом к его груди, на мгновение застыл, а потом распрямился. На лице его расплылась улыбка.

— Жив и вроде даже не ранен, — с явными облегчение объявил он.

— Что с ним?

— Спит, — неуверенно пробормотал Кашев.

— Спит? — я явным недоверием переспросила Катерина.

— Судя по всему… Ну крови на нем нет.

— И то, хорошо.

— Но что же нам с ним делать? — почесал затылок Кашев. — Хорошо бы перенести его отсюда, только сил у нас с тобой на это не хватит.

— Что ж, выходит ему тут валяться?

Кашев пожал плечами.

— Я пока оружие соберу…

— Хочешь помародерствовать?

— Собрать трофеи, а то лично у меня патронов почти не осталось. Если немцы еще появятся, чем мне в них стрелять — пальцем?

— Ах, делайте, как знаете, — отмахнулась Катерина и опустилась на ближайший подходящий обломок колонны, а Кашев занялся мертвыми. Вскоре он подобрал четыре автомата, четыре подсумка до отказа забитых боеприпасами десяток гранат, а кроме того пока Катерина несла дозор не следя за его действиями, позаимствовал пару золотых часов, красивую, инкрустированную зажигалку, серебряный портсигар и пять золотых нательных цепочек. Трофеи войны, так называл все это Павел Александрович. Распихав все «трофеи» по карманам, он перекинул Катерине автомат и один из подсумков.

— Это будет помощнее револьвера, — заметил он, а потом вновь вернулся к Григорию Арсеньевичу, но тот