маму на руки и поднял её лёгкое обессилевшее тело. На лбу у неё выступил пот.

— Мама, что же с тобой такое?..

Женщины, прервав беседу, поспешили к нам.

— Ой, у бедняжки снова приступ! Скорее зовите врача!.. — объявила одна из них, взглянув на мать. Две другие побежали за врачом.

Тем временем мы отвели маму в палату. Там ей сделали укол, дали лекарство. Круглолицый молодой врач проверил пульс и стал успокаивать меня:

— Сейчас станет лучше, не тревожьтесь. Видно, ваш приезд так на неё подействовал — очень разволновалась.

Врач улыбнулся, и это успокоило меня больше, чем его слова. После ухода врача мы остались с мамой вдвоём.

Мама недвижно лежала на больничной койке с прогнутыми пружинами, и было видно, что дышит она тяжело. Прядки белоснежных волос спустились на лоб. А ведь совсем ещё недавно мамины волосы не были такими белыми… А ещё раньше, давно, когда я был маленьким…

В тот год полевые работы начались рано, и все выехали в поле. Помню, меня с каким-то поручением послали в село, и обратно я возвращался уже поздно вечером. Мама говорила мне: если я задержусь, чтобы поздно не возвращался, а заночевал в селе. Но я всё равно отправился в путь. На моё счастье, мне повстречался Мухамед-ага, который недавно перешёл работать в нашу бригаду.

— А ну погоняй своего ишачка побыстрее, сынок. Одиночество только богу хорошо, говорят. Когда едешь вдвоём, дорога короче. А ты, видно, смелый мальчик, так поздно ехать решил, не побоялся. Молодец! Говоришь, Дурды тебя звать?! Чей же сын-то будешь?

— Сын Огулкейик.

— Сынок, когда тебя спрашивают, всегда называй имя отца, а не матери. А то люди будут называть тебя маменькиным сынком.

— У меня нет отца.

— Ого, это как же? Кто же такая Огулкейик? Что-то я не припомню. А-а, не она ли, такая худенькая, маленького роста?!

— Да.

— Так значит, эта самая седая женщина и есть твоя мать?

— Да.

Я согласился с ним, но сам до сих пор как-то не замечал, что у моей мамы седые волосы. Неужели она так поседела? Почему же я никогда не видел этого?

Вспоминая теперь этот разговор в пути, понимаю, что дорога была не такой уж и длинной, но в те времена мне, мальчишке, она казалась нескончаемой.

Приехав домой, я при свете керосиновой лампы разглядывал волосы матери, ко так и не смог увидеть, какого они цвета. И только утром я разглядел: и в самом деле, волосы у мамы оказались сильно поседевшими. Помню, как я недоумевал тогда…

Год от года мамины волосы всё больше и больше белели. Обычно седина появляется в преклонные годы. По у мамы волосы побелели очень рано. И было для этого много причин. Да нет, пожалуй, одна причина: полон дом детишек сирот оказался на её плечах. Надо было накормить их, одеть и обуть…

Мама никогда не жаловалась и не просила помощи. Она говорила нам: «Ничего, скоро подрастёте, надо только быть дружными, и тогда никакие трудности нипочём».

Помню, у мамы был старенький, вылинявший дон, наш национальный халат. Я всегда видел маму в ном. Казалось, не было ни зимы, ни лета, потому что мамина одежда не менялась… Но время всё-таки шло, и мы, подрастая, стали помогать матери. Теперь самое трудное было позади — и голод, и холод… Дети выросли — сыновей можно женить, дочерей замуж выдавать. Худенькие мальчишки стали крепкими парнями. Да, время пролетело очень быстро, и так же быстро поседели волосы матери…

Мама открыла глаза и посмотрела на меня. Не знаю, то ли ей стало неудобно лежать, то ли её что-то взволновало, только на лице её снова выступил пот», Она прикусила губы и ничего не сказала.

…Мама была маленького роста, я даже не заметил, как сравнялся с ней. Однажды я встал рядом с мамой, чтобы помериться ростом. Оказывается, я был ужо выше её. И на цыпочки не вставал, а всё равно выше, хоть и ненамного.

— Мама, посмотри, как я вырос! Выше тебя!

Мама очень обрадовалась. На глаза навернулись слёзы, она дунула три раза мне в лицо, чтобы не сглазили. Молча погладила мои волосы и прижала меня к своей груди.

А теперь я стал рослым, сильным мужчиной. Мама говорит, что я очень похож на своего отца…

Я взял мамины руки в свои. Кожа на её ладонях была жёсткой. Да, пришлось этим рукам поработать, отдыха они не знали. Образования у мамы не было, и она старалась заработать лишнюю копейку, не гнушаясь самой тяжёлой и грубой работой. Я почему-то подумал: на заработанные этими руками деньги сколько книг я купил… Сколько раз эти руки расписывались на почтовых переводах, когда мать посылала деньги сыновьям-студентам.

Эти руки и сейчас рады потрудиться, готовясь к свадьбам сыновей. Надо освободить их от тяжёлой работы, чтобы стали мягкими, чтобы нянчили внуков… Пусть у тебя будут хорошие невестки, мама, пусть они украсят твой дом, облегчат твои заботы…

— Не приезжал, не писал, никто из вас не справился ни разу… — мягко укоряла мама. Видно, она уж очень сильно обиделась, потому что ни в жизнь не сказала бы таких слов.

…Изредка к нам наведывался дядя, кроме него, у нас гостей почти и не бывало. К соседям часто приезжали гости, и нередко на машинах. Это были соседские родственники, которые перебрались в город и время от времени наведывались в родное село. И они, и их дети были теперь вполне городские и одеты были по-городскому. Я тогда удивлялся, видя мальчишек в белоснежных рубашках с вышитым воротом и в новых штанах с заутюженными складками. И не мог понять, почему они не носят бязевых рубах с завязками, у которых никогда не отрываются пуговицы. Для игр такие рубахи куда удобнее. Играть с городскими ребятами мы стеснялись — непривычно как-то.

Мы с братишкой очень любили ходить в кино. Особенно нам нравились фильмы про войну. Даже если там не было войны, мы всё равно смотрели, надеясь, что, может быть, хоть в конце начнутся сражения. Однажды после фильма я поздно вернулся домой. И увидел маму, которая сидела возле дома. Я испугался, подумал, что будет ругать меня. Но мама ничего не сказала. Я быстро лёг в свою постель, и только тогда она тоже пошла спать. И так было не один раз. Стоило мне чуть задержаться, мама выходила на улицу встречать меня.

Как-то раз мы с братишкой задержались, и мама, как всегда, ждала нас. Я спросил:

— Что ты в такое время сидишь на улице?

— Да не знаю, что-то не спится. Вот и вышла посидеть, здесь прохладно, ветерок…

Но я-то знал: мама, конечно же, хотела спать. Когда мы все были дома, она в эти часы не выходила на улицу, а спокойно слала. Такова уж материнская душа — если дети где-то далеко, мать не сможет уснуть…

Круглолицый врач оказался прав — маме постепенно полегчало.

Она принялась расспрашивать:

— Письма от братишек получаешь, сынок? Как они живут?