аплодирует.
— Да вы настоящие эстрадные артисты, — восхищается бабушка Герда, — бог мой, как вы суставчики свои не вывихнули?
— У них суставчики еще молодые, Гердахен, — замечает дядя Фриц.
— А я и не знал, что ты так умеешь, — говорит отец.
— Э, ты еще многого не знаешь, — подшучивает мать.
— И не нужно, главное, иметь общее представление.
— Ну, общее-то ты всегда имеешь, — смеется мать и чокается с мужем. От выпитого вина у Дитера Шумана явно поднялось настроение.
А Габриель вздыхает:
— Бодо всех ублажил. Только не меня.
— Твое от тебя не уйдет, — утешает ее мать.
Катрин болтает с бабушкой Эрной и дедушкой Паулем, они расспрашивают ее о происходящем. Торжественная часть праздника произвела на них большое впечатление, только кое-что было им непонятно.
Поначалу Катрин и не заметила, что стул рядом с ней опустел. Но и заметив, ничего такого не подумала, она продолжает болтать и шутить, у нее приподнятое настроение.
Танцуя с Йоргом, Катрин видит Франка у бара, устроенного в конце зала. Она идет к Франку и тотчас понимает, что с ним что-то неладно. Он очень бледен и явно не только от освещения.
— Тебе плохо?
Франк соскакивает с табурета, рукавом тщательно протирает сиденье.
— Взбирайся, — предлагает он, — это твой трон, а я — твой послушный слуга.
— Ты что, перепил?
— Пить я пил, — отвечает он, — но перепил ли, не знаю. А вот еще рюмку, пожалуй, выпью. Мне это нужно.
— Франк, не дури, — просит Катрин.
Франк четко выговаривает слова, хотя язык у него ворочается с трудом:
— Не бойся, Катенька, у меня просто плохое настроение. Никто в этом не виноват, ни ты, никто из ваших. Мне не нужно было приходить. А раз уж я здесь, так выпью рюмочку.
— Перестань. Пошли, закажем кофе. Это помогает.
— Мне ничто и никто помочь не может, — твердит Франк, — все на свете чушь, идиотизм, чистое безумие.
— Да что с тобой, — пугается Катрин, — скажи наконец?
— Ладно, скажу все как есть.
Он придвигается к ней, да так близко, что Катрин коленями упирается ему в грудь. Склонившись, она убирает мокрую от пота прядь с его лба.
— Мама ушла от нас, хочет разводиться с отцом. Сказала ему: не хочу больше так жить. А начинать нам сначала нет смысла. Все всегда будет по-старому. А потому — конец.
— Твоя мама уходит от вас? Твоя мама? — Катрин поражена.
— Да, моя мама. Видно, давно уже думала об этом. Теперь приняла это безумное решение и хочет его осуществить.
— А ты?
— Считаю, она не права. А как еще? Она же сама хотела такую жизнь. Красивый дом, поездки отца. Ей это нравилось. Она соглашалась с этим. У отца ответственная работа, его делу все должно подчиняться. Так было до сих пор. Почему вдруг всему конец? Мама нарушает соглашение.
— Раньше ты иначе говорил о своей матери. Ты ее жалел, — возражает Катрин.
— Я не жалел ее, я просто констатировал, что она так живет. Все на свете, говорит отец, имеет свою цену. И он нрав. Мама знала, с кем связала свою жизнь.
— Ну нет, никуда это не годится.
— Что — не годится? — громко спрашивает Франк.
— Соглашение, цена… Чтоб так говорили люди, которые любят друг друга!
— Ты очень наивна, — взволнованно возражает Франк, — жизнь, считает отец, надо строить рационально.
— Да, теперь понимаю, почему ты такой расстроенный.
Они минуту-другую молчат, Франк уставился куда-то в зал. Но он ничего не видит, его мучают собственные беды.
— В следующую субботу я хочу съездить в Штральзунд. Поехали со мной! — просит Франк.
— Никак не могу, я с классом еду в Прагу.
— Придумай какую-нибудь отговорку. Мы как-нибудь вместе съездим в Прагу. Будет куда лучше. А в Штральзунд ты со мной должна поехать.
— Франк, я так рада, что еду в Прагу, не могу я не участвовать в этой поездке. А в Штральзунд мы съездим через неделю.
— Я еду в следующую субботу, — заявляет Франк и, отступив на шаг, оглядывает Катрин, словно она ему чужая.
Затем, резко повернувшись, уходит.
Катрин сидит еще немного на табурете у бара, подтянула к себе недопитую рюмку Франка.
Ждет Франка. Но он не возвращается.
Тогда она идет его искать. Знает, что он чуть перепил. По поиски ее напрасны.
И Катрин возвращается к своему столу, за которым царит веселое оживление. Уже подали блюда с закусками, и все заняты, всем хочется попробовать того и другого.
Катрин отпивает мелкими глотками свой крюшон, но вкуса его не ощущает. Стул рядом с ней так и стоит пустой…
Франк ушел. Она не сумела его удержать.
Но что должна была она сказать?
Фрау Лессов, о которой у нее сложилось не очень благоприятное впечатление, вдруг показала себя совсем другим человеком. Фрау Лессов приняла решение.
И Франк не услышал в словах Катрин возмущения, скорее в них сквозило удивление, едва ли не уважение. Да так оно и есть. Но убежать, не сказав ни слова?
— Где же твой Франк? — интересуется Габриель.
— Не знаю.
— Он был у бара. Мы, видимо, люди не его склада.
— Чепуха. Ты же ничего не знаешь! — Катрин поднимается и идет к своим одноклассникам. Не рыдать же ей! Да и смысла нет. Франк никуда не денется. А сейчас она ничем ему помочь не может.
Длинный Ян весь сияет, когда Катрин идет с ним танцевать. В молодежном углу ей легче, там пьют кока-колу и крюшон, там можно подсесть то к одному приятелю, то к другому, поболтать или потанцевать.
И никто не спрашивает о Франке.
Но вдруг Катрин видит, что мимо проходит ее мама, и Катрин подбегает к ней.
— Все очень хорошо, — говорит мать, — прекрасная была идея праздновать здесь.
— Я еще вернусь к нашему столу.
— Как хочешь, сегодня твой день.
— Выпьешь крюшону? — спрашивает Катрин.
— Конечно, давай чокнемся.
Катрин приносит два бокала.
— Твое здоровье, Катрин, наша большая Малышка.
— Твое здоровье, мама.
— А почему ушел твой приятель?
Катрин ждала этого вопроса.
— Ему стало плохо. Выпил лишнего.
— Я не заметила.
— Никто не заметил.
Мать качает головой:
— Обязательно было уходить?
— У него неприятности, мама.
— Вот как? Все равно, надо было взять себя в руки.
— Его мама неожиданно ушла из дому. Вдруг взяла и ушла. Все бросила, хочет начать новую жизнь.
— А ты? Что ты думаешь об этом?
— Мне жаль Франка.
— Но он уже почти взрослый.
— Если бы из вас кто ушел, папа или ты…
— Скверно было бы. Но такого, думаю, уже не случится. Я бываю очень осторожна, когда речь заходит о подобных делах. Нужно все знать, чтобы верно судить. А всего никто никогда не знает, даже те, кого это касается.
— Ты
— Тебе плохо?
Франк соскакивает с табурета, рукавом тщательно протирает сиденье.
— Взбирайся, — предлагает он, — это твой трон, а я — твой послушный слуга.
— Ты что, перепил?
— Пить я пил, — отвечает он, — но перепил ли, не знаю. А вот еще рюмку, пожалуй, выпью. Мне это нужно.
— Франк, не дури, — просит Катрин.
Франк четко выговаривает слова, хотя язык у него ворочается с трудом:
— Не бойся, Катенька, у меня просто плохое настроение. Никто в этом не виноват, ни ты, никто из ваших. Мне не нужно было приходить. А раз уж я здесь, так выпью рюмочку.
— Перестань. Пошли, закажем кофе. Это помогает.
— Мне ничто и никто помочь не может, — твердит Франк, — все на свете чушь, идиотизм, чистое безумие.
— Да что с тобой, — пугается Катрин, — скажи наконец?
— Ладно, скажу все как есть.
Он придвигается к ней, да так близко, что Катрин коленями упирается ему в грудь. Склонившись, она убирает мокрую от пота прядь с его лба.
— Мама ушла от нас, хочет разводиться с отцом. Сказала ему: не хочу больше так жить. А начинать нам сначала нет смысла. Все всегда будет по-старому. А потому — конец.
— Твоя мама уходит от вас? Твоя мама? — Катрин поражена.
— Да, моя мама. Видно, давно уже думала об этом. Теперь приняла это безумное решение и хочет его осуществить.
— А ты?
— Считаю, она не права. А как еще? Она же сама хотела такую жизнь. Красивый дом, поездки отца. Ей это нравилось. Она соглашалась с этим. У отца ответственная работа, его делу все должно подчиняться. Так было до сих пор. Почему вдруг всему конец? Мама нарушает соглашение.
— Раньше ты иначе говорил о своей матери. Ты ее жалел, — возражает Катрин.
— Я не жалел ее, я просто констатировал, что она так живет. Все на свете, говорит отец, имеет свою цену. И он нрав. Мама знала, с кем связала свою жизнь.
— Ну нет, никуда это не годится.
— Что — не годится? — громко спрашивает Франк.
— Соглашение, цена… Чтоб так говорили люди, которые любят друг друга!
— Ты очень наивна, — взволнованно возражает Франк, — жизнь, считает отец, надо строить рационально.
— Да, теперь понимаю, почему ты такой расстроенный.
Они минуту-другую молчат, Франк уставился куда-то в зал. Но он ничего не видит, его мучают собственные беды.
— В следующую субботу я хочу съездить в Штральзунд. Поехали со мной! — просит Франк.
— Никак не могу, я с классом еду в Прагу.
— Придумай какую-нибудь отговорку. Мы как-нибудь вместе съездим в Прагу. Будет куда лучше. А в Штральзунд ты со мной должна поехать.
— Франк, я так рада, что еду в Прагу, не могу я не участвовать в этой поездке. А в Штральзунд мы съездим через неделю.
— Я еду в следующую субботу, — заявляет Франк и, отступив на шаг, оглядывает Катрин, словно она ему чужая.
Затем, резко повернувшись, уходит.
Катрин сидит еще немного на табурете у бара, подтянула к себе недопитую рюмку Франка.
Ждет Франка. Но он не возвращается.
Тогда она идет его искать. Знает, что он чуть перепил. По поиски ее напрасны.
И Катрин возвращается к своему столу, за которым царит веселое оживление. Уже подали блюда с закусками, и все заняты, всем хочется попробовать того и другого.
Катрин отпивает мелкими глотками свой крюшон, но вкуса его не ощущает. Стул рядом с ней так и стоит пустой…
Франк ушел. Она не сумела его удержать.
Но что должна была она сказать?
Фрау Лессов, о которой у нее сложилось не очень благоприятное впечатление, вдруг показала себя совсем другим человеком. Фрау Лессов приняла решение.
И Франк не услышал в словах Катрин возмущения, скорее в них сквозило удивление, едва ли не уважение. Да так оно и есть. Но убежать, не сказав ни слова?
— Где же твой Франк? — интересуется Габриель.
— Не знаю.
— Он был у бара. Мы, видимо, люди не его склада.
— Чепуха. Ты же ничего не знаешь! — Катрин поднимается и идет к своим одноклассникам. Не рыдать же ей! Да и смысла нет. Франк никуда не денется. А сейчас она ничем ему помочь не может.
Длинный Ян весь сияет, когда Катрин идет с ним танцевать. В молодежном углу ей легче, там пьют кока-колу и крюшон, там можно подсесть то к одному приятелю, то к другому, поболтать или потанцевать.
И никто не спрашивает о Франке.
Но вдруг Катрин видит, что мимо проходит ее мама, и Катрин подбегает к ней.
— Все очень хорошо, — говорит мать, — прекрасная была идея праздновать здесь.
— Я еще вернусь к нашему столу.
— Как хочешь, сегодня твой день.
— Выпьешь крюшону? — спрашивает Катрин.
— Конечно, давай чокнемся.
Катрин приносит два бокала.
— Твое здоровье, Катрин, наша большая Малышка.
— Твое здоровье, мама.
— А почему ушел твой приятель?
Катрин ждала этого вопроса.
— Ему стало плохо. Выпил лишнего.
— Я не заметила.
— Никто не заметил.
Мать качает головой:
— Обязательно было уходить?
— У него неприятности, мама.
— Вот как? Все равно, надо было взять себя в руки.
— Его мама неожиданно ушла из дому. Вдруг взяла и ушла. Все бросила, хочет начать новую жизнь.
— А ты? Что ты думаешь об этом?
— Мне жаль Франка.
— Но он уже почти взрослый.
— Если бы из вас кто ушел, папа или ты…
— Скверно было бы. Но такого, думаю, уже не случится. Я бываю очень осторожна, когда речь заходит о подобных делах. Нужно все знать, чтобы верно судить. А всего никто никогда не знает, даже те, кого это касается.
— Ты