проходила мало заметной. Для большой публики, требующей законченных вещей, с интересующим ее содержанием и выражением в ясных и понятных формах, выставка не представляла большого интереса. Она рисовала путь развития таланта от первоначальных и классных работ художника до выработки в нем мастера-живописца и подготовки его к дальнейшему большому искусству. Но весь огромный труд художника – его искренние, правдивые наброски, этюды, небольшие картины из русской жизни, блестящие итальянские этюды, последний его размах в живописи и рисунке и замысел его картины остались не понятыми и не оцененными тогдашней публикой.Подруга Никифорова решила увековечить память Семена Гавриловича памятником на кладбище и обратилась к скульптору А. С. Голубкиной. Выбор был удачен. Большой талант, Голубкина со своей чуткостью к глубоким и страдальческим переживаниям человека могла понять Никифорова и его жизненную драму.Голубкина взялась за эту работу и, когда вылепила памятник в глине, пригласила меня посмотреть.Я не был раньше знаком с Голубкиной.Дверь в ее квартиру оказалась незапертой. Первая комната сплошь была заставлена цветами, и стены завешаны скульптурными работами в гипсе: барельефы, маски, части тела, в углах стояли бюсты.Какая-то женщина, небрежно одетая и подпоясанная веревочкой, поливала цветы. В общем, вид ее был как у средней прислуги в небогатой семье.– Скажите, пожалуйста, – обратился я к ней, – можно ли видеть Анну Семеновну?– А вам зачем надо ее видеть? – спросила женщина.– Я по делу памятника Никифорова, хотел бы говорить с Анной Семеновной лично.– Ну так бы вы и сказали, – пробасила женщина. – Голубкина я сама.Оригинальничает, подумал я и ответил в том же тоне:– А вы бы с самого начала назвали себя, и дело было бы короче.– Ага! Пожалуй, что и так, – согласилась Голубкина и повела меня в мастерскую, где лепила памятник.Никифоров был представлен сидящим в глубоком раздумье, сбоку к нему прижался ягненок. Это дополнение мне не понравилось, и я решительно запротестовал.– Семен Гаврилович, – сказал я, – действительно, всегда думу думал и был болезненным человеком, но не был кротким агнцем, ему не подходит этот символ. Он, где надо было, становился бунтарем и решительным борцом.Голубкина мрачно выслушала и согласилась:– Когда так – пожалуй, не надо, – и стащила с памятника еще сырого в глине ягненка.Для лица Никифорова она искала фотографий и рисунков. Н. принесла ей рисунок Репина, но она с ним никак не соглашалась: «Это, может, и Никифоров, но не художник Никифоров, каким мы его знаем по его вещам». Голубкина вложила в выражение лица Семена Гавриловича то, что она читала в его произведениях, в его последних мечтах.Памятник вышел замечательным. Его отлили из цементной массы с мраморной крошкой и поставили на кладбище. Образ художника был воскрешен рукой другого художника.Но и здесь его подстерегала злая судьба.Поздним осенним вечером она, сговорившись с ветром, злорадно раскачала большую березу, что росла над могилой Никифорова, сломала ее у корня, ударила деревом по памятнику и разбила его на мелкие куски.