налепленными на нее силуэтами самолетиков. Краем глаза он заметил, как отворилась дверь, и уже открыл было рот, чтобы отчитать незадачливого напарника, но, повернув голову, опешил. Перед ним стоял высокий незнакомый человек в кожаной куртке и летной фуражке на голове. Одет он был в хромовые сапоги и галифе непривычного покроя. На широком ремне висела расстегнутая кобура пистолета.
С полминуты они прощупывали друг друга взглядами, причем диспетчеру подумалось, что этих горящих пронзительных глаз, того вдохновенного и целеустремленного, что таилось в них, он уже не забудет никогда. Наконец, незнакомец шагнул ближе.
— Капитан Сурцов, — представился он, козырнув. — Прошу вас обеспечить 312-й всем необходимым.
Диспетчер с изумлением смотрел на него.
— Черт-те знает что! — наконец воскликнул он, бросая планшет на пульт. — Вы откуда, товарищ? Как вы сюда попали? Сюда нельзя посторонним…
— Прошу прощения, — грубовато перебил Сурцов. — Мне сказали, что вы здесь главный. Да мне, собственно, некогда, я тороплюсь. Заправьте мою машину, и расстанемся по-хорошему… Ну, давайте, давайте, меня ждут там.
Диспетчер покосился на кобуру, которую Сурцов, словно невзначай, передвинул на живот, и раздраженно сказал: — Ничем не могу помочь, товарищ. Вы же видите, сколько у меня дел. И все срочные. И потом у нас не частная лавочка, чтобы обслуживать посторонних шоферов. Вы, наверное, из вневедомственной охраны? Вот и обращайтесь туда… Вы свободны, я вас больше не задерживаю. Сурцов, не мигая, смотрел на него. Этот пристальный обжигающий взгляд выводил диспетчера из себя. Этот человек, ворвавшийся к нему, ведет себя так, как будто ему чем-то обязаны! Нет, это просто нахальство, неужели он не понимает? — Послушайте-ка, — не выдержал диспетчер, когда молчание стало невыносимым. — Вы что, не понимаете моих слов? Я же вам ясно сказал: здесь вам делать нечего. Вы же видите: человек работает. Работает! А не шляется, как некоторые, по диспетчерским, куда посторонним и вход-то запрещен!.. Ну что еще? Сурцов не шевелился. Он по-прежнему пристально смотрел на диспетчера, но теперь в его взгляде появилось что-то яростное. Рука сжимала край стола так, что пальцы побелели. — Вы отказываетесь заправить мою машину… — голос Сурцова срывался; воротник, казалось, душил его, и он с силой рванул воротник, — Вы знаете, как это называется? Это саботаж, и я… Как ваша фамилия? — Что?! — диспетчер побагровел. — Я спрашиваю, как ваша фамилия? — резко повторил Сурцов. — Чтобы знать, какую сволочь пускаю в расход!.. Совсем близко от своего лица диспетчер увидел дуло пистолета. На мгновение ему показалось, что он сходит с ума. Происходящее было настолько, невероятно, что совершенно не укладывалось в голове. Снится мне, что ли, все это? — подумал он и заморгал, пытаясь стряхнуть наваждение. Внезапно, так, что оба вздрогнули от неожиданности, ожили динамики над пультом: — Никитич, тут на рулежке какая-то колымага вклинилась, встала поперек полосы, ни пройти, ни проехать… Убери ты ее, ради бога, а то на таран возьмем. Диспетчер щелкнул рычажком. — Погоди, какая еще колымага? Так это не из наших, что ли? — Да ты никак ослеп, Никитич? Своих от чужих отличить не можешь? Сажаешь телеги какие-то допотопные, а потом удивляешься… — Кто сажал?! — закричал диспетчер. — Когда?! — Да что ты, Никитич, спишь, что ли, там? Минут двадцать уже, как приземлилась, а еще на нас грешишь… Диспетчер ошарашенно выключил микрофон и бессильно откинулся на спинку кресла. Нет, с этим студентиком определенно надо что-то делать. Проспать посадку — это надо суметь!.. Его взгляд упал на Сурцова, все еще стоявшего перед ним. — Так это ваш самолет там? — вдруг сообразил он и перевел дыхание. — Это вы встали там поперек полосы? — Слава богу, разобрались, — усмехнулся Сурцов, убирая пистолет в кобуру. — А то делают вид… Давно бы так. — Какой вид? — глупо спросил диспетчер. — Да вот такой… Как будто обязанностей не знаете. Распустились вы тут все… Музыка, огни везде… в буфетах обжираются… Как будто и нет ничего… Вообще, чертовщина какая-то! Ориентиров нет, посадочные знаки на аэродромах не выложены. Сидят тут, сытые, холеные… А там люди кровь проливают… Ну, ничего, мы с этим делом еще разберемся… — С каким делом, о чем вы говорите? — устало произнес диспетчер. — И вообще, откуда вы взялись на мою голову? — Ну, хватит! — резко сказал Сурцов. — Можете морочить голову кому-нибудь другому, только не мне. Когда моя эскадрилья вылетала из Фербенкса, нас предупреждали, что на трассе будет много гражданских. Но чтоб до такой степени… Где у вас штаб? — Фербенкс, Фербенкс… — бормотал диспетчер, растирая пальцами виски. — Это где-то на Аляске. И вы хотите сказать, что прилетели оттуда? На каком самолете вы летели? — С-47, вы обязаны знать. Нас была целая эскадрилья, но здесь, неподалеку, мы попали в грозу… Нас раскидало, и я потерял остальных из виду. Диспетчер убрал от лица руку и внимательно посмотрел на Сурцова. Потом не спеша закурил и спросил: — У вас есть при себе какие-нибудь документы? Желательно с фотографией. Сурцов нехотя расстегнул куртку. Пока он доставал из нагрудного кармана документы, диспетчер, не отрываясь, разглядывал ордена и медали, легким звоном отзывавшиеся на каждое движение Сурцова. — Пожалуйста, — проворчал Сурцов. — Только поторопитесь, мне уже давно пора быть в воздухе. Время не ждет. В диспетчерскую сломя голову ворвался студент: — Шеф, мне радист только что передал телефонограмму из Хоринцев. Полтора часа назад там садился какой-то самолет. Дежурный утверждает, что военный. Надо бы в милицию сообщить, а? — Не надо, — сказал диспетчер. — Миша, распорядись, чтобы там самолет заправили. Ну, тот, который только что прибыл… Это тоже были вы? — спросил он, когда студент вышел. Сурцов кивнул. — Мы подошли туда уже после грозы… ну, когда растеряли остальных… Штурман у меня что-то в ориентирах стал путаться, кружили над каждым местом минут по десять, пока на тот аэродром не наткнулись. Вообще, после этой грозы что-то непонятное стало твориться. Все ориентиры исчезли. Вилюй — и тот с картой не совпадает. Ну, решили рвануть от греха. Мало ли что… — И правильно, — одобрил диспетчер. — Осторожность никогда не помешает. Вы еще ни с кем тут не разговаривали? — Некогда нам разговаривать. Эскадрилья, наверное, давно уже на месте, а мы все еще над Якутией топчемся. Связь еще куда-то подевалась… «Если бы кто-нибудь
Диспетчер покосился на кобуру, которую Сурцов, словно невзначай, передвинул на живот, и раздраженно сказал: — Ничем не могу помочь, товарищ. Вы же видите, сколько у меня дел. И все срочные. И потом у нас не частная лавочка, чтобы обслуживать посторонних шоферов. Вы, наверное, из вневедомственной охраны? Вот и обращайтесь туда… Вы свободны, я вас больше не задерживаю. Сурцов, не мигая, смотрел на него. Этот пристальный обжигающий взгляд выводил диспетчера из себя. Этот человек, ворвавшийся к нему, ведет себя так, как будто ему чем-то обязаны! Нет, это просто нахальство, неужели он не понимает? — Послушайте-ка, — не выдержал диспетчер, когда молчание стало невыносимым. — Вы что, не понимаете моих слов? Я же вам ясно сказал: здесь вам делать нечего. Вы же видите: человек работает. Работает! А не шляется, как некоторые, по диспетчерским, куда посторонним и вход-то запрещен!.. Ну что еще? Сурцов не шевелился. Он по-прежнему пристально смотрел на диспетчера, но теперь в его взгляде появилось что-то яростное. Рука сжимала край стола так, что пальцы побелели. — Вы отказываетесь заправить мою машину… — голос Сурцова срывался; воротник, казалось, душил его, и он с силой рванул воротник, — Вы знаете, как это называется? Это саботаж, и я… Как ваша фамилия? — Что?! — диспетчер побагровел. — Я спрашиваю, как ваша фамилия? — резко повторил Сурцов. — Чтобы знать, какую сволочь пускаю в расход!.. Совсем близко от своего лица диспетчер увидел дуло пистолета. На мгновение ему показалось, что он сходит с ума. Происходящее было настолько, невероятно, что совершенно не укладывалось в голове. Снится мне, что ли, все это? — подумал он и заморгал, пытаясь стряхнуть наваждение. Внезапно, так, что оба вздрогнули от неожиданности, ожили динамики над пультом: — Никитич, тут на рулежке какая-то колымага вклинилась, встала поперек полосы, ни пройти, ни проехать… Убери ты ее, ради бога, а то на таран возьмем. Диспетчер щелкнул рычажком. — Погоди, какая еще колымага? Так это не из наших, что ли? — Да ты никак ослеп, Никитич? Своих от чужих отличить не можешь? Сажаешь телеги какие-то допотопные, а потом удивляешься… — Кто сажал?! — закричал диспетчер. — Когда?! — Да что ты, Никитич, спишь, что ли, там? Минут двадцать уже, как приземлилась, а еще на нас грешишь… Диспетчер ошарашенно выключил микрофон и бессильно откинулся на спинку кресла. Нет, с этим студентиком определенно надо что-то делать. Проспать посадку — это надо суметь!.. Его взгляд упал на Сурцова, все еще стоявшего перед ним. — Так это ваш самолет там? — вдруг сообразил он и перевел дыхание. — Это вы встали там поперек полосы? — Слава богу, разобрались, — усмехнулся Сурцов, убирая пистолет в кобуру. — А то делают вид… Давно бы так. — Какой вид? — глупо спросил диспетчер. — Да вот такой… Как будто обязанностей не знаете. Распустились вы тут все… Музыка, огни везде… в буфетах обжираются… Как будто и нет ничего… Вообще, чертовщина какая-то! Ориентиров нет, посадочные знаки на аэродромах не выложены. Сидят тут, сытые, холеные… А там люди кровь проливают… Ну, ничего, мы с этим делом еще разберемся… — С каким делом, о чем вы говорите? — устало произнес диспетчер. — И вообще, откуда вы взялись на мою голову? — Ну, хватит! — резко сказал Сурцов. — Можете морочить голову кому-нибудь другому, только не мне. Когда моя эскадрилья вылетала из Фербенкса, нас предупреждали, что на трассе будет много гражданских. Но чтоб до такой степени… Где у вас штаб? — Фербенкс, Фербенкс… — бормотал диспетчер, растирая пальцами виски. — Это где-то на Аляске. И вы хотите сказать, что прилетели оттуда? На каком самолете вы летели? — С-47, вы обязаны знать. Нас была целая эскадрилья, но здесь, неподалеку, мы попали в грозу… Нас раскидало, и я потерял остальных из виду. Диспетчер убрал от лица руку и внимательно посмотрел на Сурцова. Потом не спеша закурил и спросил: — У вас есть при себе какие-нибудь документы? Желательно с фотографией. Сурцов нехотя расстегнул куртку. Пока он доставал из нагрудного кармана документы, диспетчер, не отрываясь, разглядывал ордена и медали, легким звоном отзывавшиеся на каждое движение Сурцова. — Пожалуйста, — проворчал Сурцов. — Только поторопитесь, мне уже давно пора быть в воздухе. Время не ждет. В диспетчерскую сломя голову ворвался студент: — Шеф, мне радист только что передал телефонограмму из Хоринцев. Полтора часа назад там садился какой-то самолет. Дежурный утверждает, что военный. Надо бы в милицию сообщить, а? — Не надо, — сказал диспетчер. — Миша, распорядись, чтобы там самолет заправили. Ну, тот, который только что прибыл… Это тоже были вы? — спросил он, когда студент вышел. Сурцов кивнул. — Мы подошли туда уже после грозы… ну, когда растеряли остальных… Штурман у меня что-то в ориентирах стал путаться, кружили над каждым местом минут по десять, пока на тот аэродром не наткнулись. Вообще, после этой грозы что-то непонятное стало твориться. Все ориентиры исчезли. Вилюй — и тот с картой не совпадает. Ну, решили рвануть от греха. Мало ли что… — И правильно, — одобрил диспетчер. — Осторожность никогда не помешает. Вы еще ни с кем тут не разговаривали? — Некогда нам разговаривать. Эскадрилья, наверное, давно уже на месте, а мы все еще над Якутией топчемся. Связь еще куда-то подевалась… «Если бы кто-нибудь