старом терриконике против дома с калужской березкой, — а потом открыл своей смертью — отец. Но тогда она и улеглась тут же, эта глубина. Романов был еще молод, а молодость не любит останавливаться, оглядываться, чтоб запомнить урок жизни, осмыслить прожитое, — спешит — торопится… куда-то…
К горлу подняла эту глубину война: после первых же боев Романов почувствовал себя между жизнью и смертью — дорога к жизни шла через смерть, — тогда он мог видеть только эту дорогу, с которой нельзя свернуть… нельзя потому, что сердце заполнено лишь одной страстью — отстоять свою родину, Русь; все до мельчайших подробностей тогда запоминалось навечно… как урок, который, словно бы чувствовал, определит всю жизнь и после войны. Его жизнь — Романова.
И это было давно. Романов думал: глубина после войны улеглась вместе с войной навсегда. Он ошибся.
В пятьдесят втором ее вновь подняли. Поднял. Человек с нависающим лбом и припухшими от усталости глазами — начальник отдела кадров Министерства угольной промышленности СССР. Но жизнь изменилась…
Романов подумал: теперь уж никакие перемены не смогут достать до нее — его глубины.
Вновь ошибся.
Неудачи на Груманте — постоянные затрещины Батурина во имя государственно важных дел и письма Афанасьева всколыхнули заветную глубину; черно-белые скалы Зеленой, ревущие валы гренладского наката и рубиновая слеза в батурикском домике, мостиком через сегодняшний день соединяющая прошлое и будущее родины, подняли, — и вновь восставшая глубина заставила Романова опять подумать — теперь по-другому.
Нельзя хоронить ее в себе, эту глубину, позволяя буднично повседневным мелочам закрывать ее, как вулкан хворостом, — она должна быть всегда открытой в человеке… глубина… если она есть. Она, это та глубина души человеческой, которая дает возможность человеку видеть вещи — всё и вся в этом мире! — такими, какие они есть, не переоценивая и не недооценивая их. Вещи. Из глубины, которая наделяет человека способностью видеть постоянно и то, где, как надо стать, чтоб выстоять, не пошатнувшись не только в минуту, когда приходится выбирать между жизнью и смертью, но и во всей нашей — не так уж и будничной, не такой, уж и обыденной — не больно мирной для каждого человека жизни и в мирное время… если это человек, разумеется… а не лошадь.
Теперь Романов не стал хоронить в себе свою глубину. Задержал. Сохранил. «Теперь» — это еще до твоего отъезда на Большую землю. Рая. С тех пор ничего не переменилось в Романове.
Вот так, Рая.
История человечества не знает своего начала, не видит конца. Начала и концы бывают лишь в историях человеческих жизней, отношениях между людьми.
Такие пироги, Рая.
«Москва… Новинской Раисе Ефимовне тчк Я принял приглашение должность начальника шахты Кузбассе тире внедрять угольный комбайновый комплекс Василия Романова Антона Борзенко тчк Романов».
VI. Последние радиограммы
«Мурманск Шпицберген Грумант Романову Александру Васильевичу тчк Можешь таскать в своей душе не только ураганные глубины океанов зпт но и действующие вулканы всех материков земли зпт а прежде чем принимать решение зпт касающееся дальнейшей судьбы всей нашей семьи зпт ты обязан приехать домой зпт Москву тире только здесь зпт вместе с нами зпт ты можешь принимать такое решение тчк Новинская».«Москва… Новинской Раисе Ефимовне тчк Я принял приглашение должность начальника шахты Кузбассе тире внедрять угольный комбайновый комплекс Василия Романова Антона Борзенко тчк Романов».