До сих пор помню удивление В.Б. Глазко и его вопрос: "Вы в каком ВУЗе учились?" А мне тогда было 16 лет, и я только несколько недель назад окончил вечернюю школу рабочей молодежи.
Последующие письменные экзамены я сдал на пятерки. Письменные работы тогда проверяли объективно, фамилии абитуриентов шифровались. В последующем это упущение было исправлено, и работы нежелательных претендентов получали значимый для проверяющих код.
Кстати, Виктор тоже получил на письменном экзамене по математике "отлично". Чтобы понять значение этого факта, стоит привести статистику того года. На пятьсот студенческих мест было подано пять тысяч заявлений. После первого (письменного) экзамена по математике около трех тысяч человек получили двойки. Из оставшихся двух тысяч всего пара сотен получили четверки и только 15 (пятнадцать) человек получили пятерки.
Так мы с Витей стали студентами.
***
Во время учебы в университете никаких особых проявлений антисемитизма мы не чувствовали. На мелочи, типа неприсуждения Ленинской стипендии, я не обращал внимания, ну, не дали, так не дали. Хотя я был круглым отличником, активно участвовал в общественной жизни: был бригадиром стройотряда, старостой группы. Куратор нашего курса от деканата в начале каждого семестра растерянно пожимала плечами: непонятно, почему опять Вас обошли. Но это были мелочи. На третьем курсе появились мои первые самостоятельные результаты в теории экстремальных задач, и проблема получения именной стипендии отошла на задний план. Студенческая жизнь была по-настоящему захватывающей. И наши интересы не ограничивались только физикой или математикой.
***
В воспоминаниях друзей Вити можно прочесть, что он интересовалмя философией, поэзией, религией. Это было общее увлечение. Широта интересов студентов-физиков была удивительная. Не случайно наш большой курс (к принятым после экзаменам 500 человек добавились еще 50 иностранцев и "целевых" студентов из союзных республик) дал столько известных кинорежиссеров, поэтов, композиторов и музыкантов. С конца первого курса сами собой образовывались многочисленные кружки единомышленников. В нашем, например, мы каждую неделю устраивали у кого-то на квартире самодеятельный научный семинар, на котором по очереди делали доклады. Темы докладов были самые разные. На одном собрании мы могли обсуждать кибернетический закон необходимого разнообразия Эшби и, как следствие, невозможность централизованного управления экономикой. На другом заседании темой была "жизнь с точки зрения физика" по книге Шредингера, на третьем -- парадоксы теории множеств и теорема Геделя или связь традиционной японской графики с трехстишиями. А после доклада звучали песни на стихи любимых поэтов, бледные машинописные копии текстов Мандельштама, Пастернака, Цветаевой передавались из рук в руки.
***
Во время учебы я не раз мог убедиться в душевной щедрости Вити, его постоянной готовности помочь. На втором курсе, еще до распределения по кафедрам, я стал интересоваться задачами оптимального управления. Однажды мой научный руководитель Борис Михайлович Будак сказал, что в Черновцах состоится научная конференция-школа по этой тематике, туда приедет весь цвет отечественной науки и мне было бы полезно послушать там доклады. Естественно, никакого приглашения у меня не было, и предложение выглядело нереальным. Как-то в перерыве занятий на военной кафедре в главном здании МГУ я рассказал в курилке о конференции, и Витя, присутствовавший при разговоре, неожиданно для меня сообщил, что он родом из Черновцов и предложил пожить на время конференции у его родителей. Так я оказался в его гостеприимном доме, познакомился с его черновицкими друзьями…
***
Государственный антисемитизм вновь напомнил о себе при нашем окончании университета и распределении на работу или в аспирантуру. Надо отметить, что начинали мы учиться в расцвет хрущевской оттепели (1962 год), а заканчивали в 1968-м, после Шестидневной войны и начавшегося периода "закручивания гаек". Напомню, что в августе того года советские танки вошли в Прагу. Власти ужесточили прием евреев на работу в институты Академии наук, оборонные предприятия, ВУЗы. Мне повезло: научный руководитель добился моего распределения в НИВЦ МГУ. Одновременно я должен был учиться в заочной аспирантуре, куда меня рекомендовала кафедра, профком и партком факультета. Только в день заседания последней инстанции -- Ученого совета физфака -- мои документы вдруг таинственно исчезли и вопрос не рассматривался. Чиновники, отводя глаза, говорили, что ничего сделать не могут, так как это был последний Совет перед летними каникулами и сроки подачи документов в аспиратуру истекают. Мой опытный руководитель объяснил мне, что не надо возмущаться и искать правду, надо радоваться тому, что удалось получить распределение на работу в университетский Вычислительный центр. Это было, по его мнению, чудом. А диссертацию можно защитить и без аспирантуры. Так и произошло.
Вите с аспирантурой повезло больше -- он стал аспирантом ГАИШ (Государственый астрономический институт имени Штернберга). Но серьезные проблемы начались у него после окончания аспирантуры и блестящей защиты диссертации. Оказалось, что Виктору Шварцману нет места в Москве, несмотря на то, что его руководитель академик Я.Б. Зельдович заведовал несколькими лабораториями в академических институтах. После нелегких размышлений Виктор принял предложение поехать на Северный Кавказ в Специальную астрологическую обсерваторию Академии наук. Для теоретика это было непростое решение, а для такого сложного человека, как Виктор, оно оказалось трагическим. Мечта Альберта Эйнштейна жить и творить на далеком маяке, вдали от людей, оказалась для Шварцмана убийственной реальностью.
В приведенных ниже воспоминаниях друзья и сотрудники Вити рассказывают о его творческих поисках, находках и потерях. Он интересовался многими вещами, одной из важнейших для него задач был поиск внеземных цивилизаций. Список людей, пожелавших сказать несколько слов о Шварцмане, отражает многогранность витиной натуры. Среди авторов этого номера академик-астрофизик Ю. Н.