- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (12) »
камушек. Иллюстрация № 5">
Каша мировая получилась, только соли Милка забыла положить. Но это ничего, я заметил, когда уже почти всю съел. Гулять нам что-то не хотелось. Мы все уроки сделали. Милка меня по истории и по литературе проверила, потом в шахматы поиграли. А мамы всё нет и нет. На дворе уже темнеть начало. — Холодно что-то, — говорит Милка, — ты бы дров принёс. Пошёл я в сарай, а там дров наколотых нет. Ох и помучился я! И как только мама справляется? Но всё-таки целую охапку принёс.
Стала Милка растапливать. Наложила бумаги, дует-дует, а ничего не получается. Я тоже стал дуть, а всё равно не горит. Вынул я все дрова из печки, нащепал лучины, зажёг её, а потом стал поленья подкладывать, как мама, — сначала которые потоньше, потом толстые положил. Горят дрова, потрескивают, вдруг слышу сзади Милка носом шмыгает. Обернулся — нет, ничего, не плачет. — Давай, — говорю, — Мил, в морской бой поиграем. А она мне: — Рубашку-то как извозил, сними — постираю. И правда, всю я её сажей измазал. Снял я рубашку, взяла её сестра и пошла стирать. Воды нагрела, по-настоящему, с мылом стала стирать. А сажа плохо отмывается. Трёт, трёт Милка. — Принести ещё воды? — спрашиваю. — Принеси.
Взял я ведра, принёс воды (тяжело с непривычки показалось). Достирала Милка рубашку, повесила её на верёвку. А мамы всё нет.
— Ну, так будем в морской бой играть? — Знаешь, — отвечает Милка, — давай лучше пол помоем. Мама каждый день протирает его, а сейчас смотри, сколько пыли скопилось. — Да ну, — говорю, — пол ещё… — Как хочешь, — говорит Милка, — я тогда сама.
И стала пол мыть. Взяла ведро с водой, ушла в комнату. Я сижу, слушаю. А в квартире тихо-тихо, только и слышно, как Милка тряпкой шлёпает да что-то ещё кап… Потом опять — кап… Смотрю, а это с рубашки капает: плохо её Милка отжала, сил-то у неё мало. Взял я другую тряпку и стал кухню мыть. Только начал мыть — звонок. Кинулся я к дверям. А там Коська стоит. — Ты что, — спрашивает, — заболел? — А что? — Да не видно тебя что-то. — А, — говорю, — некогда. — Чем это ты занимаешься — некогда? — Дела. — Какие дела? — так спрашивает, будто я бездельник какой. — Пол, — говорю, — мою. — Пол? Чего это ты? — Может, ты за меня мыть будешь? — спрашиваю. — А мать где? — Нету её, в совхоз уехала. — А-а, — говорит Коська. — А Милка? — И Милка моет. Думаешь, одному легко? Попробуй вот, помой, тогда узнаешь. Ушёл Коська. Вымыли мы пол и пошли во двор, маму встречать. Сидим на лавочке, разговариваем, маму ждём. А её всё нет. Тут дождь пошёл. — Пойдём, — говорит Милка. — А то как бы нам не проспать. Я завтра одолжу денег, и телеграмму пошлём. — Лучше, Мил, поедем сами. — Может, и поедем. Только мы в дом вошли, разделись, слышим — дверь открывается. Мама приехала. Ну и обрадовались мы! — Мам, ты чего так долго? А как папа? — прямо кричим оба. А мама улыбается: — Да всё хорошо, папа здоров, на каникулы звал. А задержалась — на поезд опоздала. — Мам, — говорю, — ты только ноги хорошенько вытирай, мы пол помыли. Мама посмотрела вокруг и удивилась: — Помыли? Где? Здесь, что ли? — И здесь, и в комнате. — А-а, ну тогда я ещё раз ноги вытру, — говорит мама. — А как вы тут жили без меня? Не голодали? — Нет, Милка кашу варила. — Молодцы. А блинов со сметаной хотите? — Хотим. Ты, мама, пеки, — говорит Милка, — а я пока к Наташе сбегаю, книжку отнесу. — Тогда и я к Коське схожу, — говорю. Утром проснулся я, посмотрел на часы — семь уже. Хотел вставать, Милку будить, да вспомнил, что мама приехала, и опять заснул. Потом слышу — будит меня мама, будит, никак не разбудит. Так спать хочется. Встал наконец, а на столе и пирожки, и чего только нет! — Ешьте как следует, — говорит мама, — поправляйтесь. — А сама за водой пошла. А мне есть ни капельки не хочется. Выпил я одного чаю и хотел бежать в школу. Милка тут как тут. — Ты почему ничего не ел? — Тебя забыл спросить. Кажется, что особенного сказал? А она как щипнёт меня! И скорее вон из комнаты. Я не стал догонять, просто взял её портфель и на какую-то тетрадь чернилами брызнул. Будет знать теперь как щипаться! Прихожу я в класс — у нас первый урок по русскому, — достаю тетрадь… батюшки! Будто тараканы по странице разбежались. Это я, выходит, сгоряча в свой собственный портфель залез, свою собственную тетрадь испортил! А я-то вчера старался писать… Чуть я тут не заревел, честное слово. Ну, думаю, погоди, Милочка, погоди, вот приду из школы… А всё-таки интересно знать, почему мы никак не можем в мире жить?
Лёша, или Лёсик, как зовёт его мама, совсем не врунишка. Но почему-то часто с ним случалось такое, чего с другими не случалось: он видел и слышал то, чего не видели и не слышали другие. Вот, например, ходили всем классом на экскурсию в парк. Все бегали, играли, собирали кленовые ветки с красными листьями. И Лёсик бегал, играл, собирал ветки. А потом кто-то увидел на ёлке белку. Прибежали ребята и стали смотреть на неё. Она совсем не боялась ребят — наверное, была ручная. Блестящими, как бусинки, глазами она смотрела на них, и мордочка у неё была похожа на мышиную.
Кто-то бросил шишку. Белка юркнула, махнула огненным хвостом и… Лёсик ясно увидел, как вспыхнула ветка. — Ой, — закричал Лёсик, — горит! — Где горит? — испугалась учительница. — Ёлка, — сказал Лёсик и сам увидел, что ёлка не горит. Стоит себе зелёная как ни в чём не бывало. Но ведь она же только что горела! Ребята засмеялись, закричали: — Ну и выдумщик этот Лёшка! — Перестаньте, — сказала учительница и внимательно посмотрела на Лёсика, — тебе показалось. Лёсик не стал спорить, побежал с ребятами дальше. Потом он лежал на земле, просунув голову в травяные дебри. Чего он только там не увидел! Какой-то большущий жук тащил муравья… Такой большой — такого маленького! Лёсик отнял муравья, посадил на дорожку — ползи. А жука настегал травинкой: «Не обижай маленьких!» Заглянул в колокольчик,
Каша мировая получилась, только соли Милка забыла положить. Но это ничего, я заметил, когда уже почти всю съел. Гулять нам что-то не хотелось. Мы все уроки сделали. Милка меня по истории и по литературе проверила, потом в шахматы поиграли. А мамы всё нет и нет. На дворе уже темнеть начало. — Холодно что-то, — говорит Милка, — ты бы дров принёс. Пошёл я в сарай, а там дров наколотых нет. Ох и помучился я! И как только мама справляется? Но всё-таки целую охапку принёс.
Стала Милка растапливать. Наложила бумаги, дует-дует, а ничего не получается. Я тоже стал дуть, а всё равно не горит. Вынул я все дрова из печки, нащепал лучины, зажёг её, а потом стал поленья подкладывать, как мама, — сначала которые потоньше, потом толстые положил. Горят дрова, потрескивают, вдруг слышу сзади Милка носом шмыгает. Обернулся — нет, ничего, не плачет. — Давай, — говорю, — Мил, в морской бой поиграем. А она мне: — Рубашку-то как извозил, сними — постираю. И правда, всю я её сажей измазал. Снял я рубашку, взяла её сестра и пошла стирать. Воды нагрела, по-настоящему, с мылом стала стирать. А сажа плохо отмывается. Трёт, трёт Милка. — Принести ещё воды? — спрашиваю. — Принеси.
Взял я ведра, принёс воды (тяжело с непривычки показалось). Достирала Милка рубашку, повесила её на верёвку. А мамы всё нет.
— Ну, так будем в морской бой играть? — Знаешь, — отвечает Милка, — давай лучше пол помоем. Мама каждый день протирает его, а сейчас смотри, сколько пыли скопилось. — Да ну, — говорю, — пол ещё… — Как хочешь, — говорит Милка, — я тогда сама.
И стала пол мыть. Взяла ведро с водой, ушла в комнату. Я сижу, слушаю. А в квартире тихо-тихо, только и слышно, как Милка тряпкой шлёпает да что-то ещё кап… Потом опять — кап… Смотрю, а это с рубашки капает: плохо её Милка отжала, сил-то у неё мало. Взял я другую тряпку и стал кухню мыть. Только начал мыть — звонок. Кинулся я к дверям. А там Коська стоит. — Ты что, — спрашивает, — заболел? — А что? — Да не видно тебя что-то. — А, — говорю, — некогда. — Чем это ты занимаешься — некогда? — Дела. — Какие дела? — так спрашивает, будто я бездельник какой. — Пол, — говорю, — мою. — Пол? Чего это ты? — Может, ты за меня мыть будешь? — спрашиваю. — А мать где? — Нету её, в совхоз уехала. — А-а, — говорит Коська. — А Милка? — И Милка моет. Думаешь, одному легко? Попробуй вот, помой, тогда узнаешь. Ушёл Коська. Вымыли мы пол и пошли во двор, маму встречать. Сидим на лавочке, разговариваем, маму ждём. А её всё нет. Тут дождь пошёл. — Пойдём, — говорит Милка. — А то как бы нам не проспать. Я завтра одолжу денег, и телеграмму пошлём. — Лучше, Мил, поедем сами. — Может, и поедем. Только мы в дом вошли, разделись, слышим — дверь открывается. Мама приехала. Ну и обрадовались мы! — Мам, ты чего так долго? А как папа? — прямо кричим оба. А мама улыбается: — Да всё хорошо, папа здоров, на каникулы звал. А задержалась — на поезд опоздала. — Мам, — говорю, — ты только ноги хорошенько вытирай, мы пол помыли. Мама посмотрела вокруг и удивилась: — Помыли? Где? Здесь, что ли? — И здесь, и в комнате. — А-а, ну тогда я ещё раз ноги вытру, — говорит мама. — А как вы тут жили без меня? Не голодали? — Нет, Милка кашу варила. — Молодцы. А блинов со сметаной хотите? — Хотим. Ты, мама, пеки, — говорит Милка, — а я пока к Наташе сбегаю, книжку отнесу. — Тогда и я к Коське схожу, — говорю. Утром проснулся я, посмотрел на часы — семь уже. Хотел вставать, Милку будить, да вспомнил, что мама приехала, и опять заснул. Потом слышу — будит меня мама, будит, никак не разбудит. Так спать хочется. Встал наконец, а на столе и пирожки, и чего только нет! — Ешьте как следует, — говорит мама, — поправляйтесь. — А сама за водой пошла. А мне есть ни капельки не хочется. Выпил я одного чаю и хотел бежать в школу. Милка тут как тут. — Ты почему ничего не ел? — Тебя забыл спросить. Кажется, что особенного сказал? А она как щипнёт меня! И скорее вон из комнаты. Я не стал догонять, просто взял её портфель и на какую-то тетрадь чернилами брызнул. Будет знать теперь как щипаться! Прихожу я в класс — у нас первый урок по русскому, — достаю тетрадь… батюшки! Будто тараканы по странице разбежались. Это я, выходит, сгоряча в свой собственный портфель залез, свою собственную тетрадь испортил! А я-то вчера старался писать… Чуть я тут не заревел, честное слово. Ну, думаю, погоди, Милочка, погоди, вот приду из школы… А всё-таки интересно знать, почему мы никак не можем в мире жить?
Фантазёры
Лёша, или Лёсик, как зовёт его мама, совсем не врунишка. Но почему-то часто с ним случалось такое, чего с другими не случалось: он видел и слышал то, чего не видели и не слышали другие. Вот, например, ходили всем классом на экскурсию в парк. Все бегали, играли, собирали кленовые ветки с красными листьями. И Лёсик бегал, играл, собирал ветки. А потом кто-то увидел на ёлке белку. Прибежали ребята и стали смотреть на неё. Она совсем не боялась ребят — наверное, была ручная. Блестящими, как бусинки, глазами она смотрела на них, и мордочка у неё была похожа на мышиную.
Кто-то бросил шишку. Белка юркнула, махнула огненным хвостом и… Лёсик ясно увидел, как вспыхнула ветка. — Ой, — закричал Лёсик, — горит! — Где горит? — испугалась учительница. — Ёлка, — сказал Лёсик и сам увидел, что ёлка не горит. Стоит себе зелёная как ни в чём не бывало. Но ведь она же только что горела! Ребята засмеялись, закричали: — Ну и выдумщик этот Лёшка! — Перестаньте, — сказала учительница и внимательно посмотрела на Лёсика, — тебе показалось. Лёсик не стал спорить, побежал с ребятами дальше. Потом он лежал на земле, просунув голову в травяные дебри. Чего он только там не увидел! Какой-то большущий жук тащил муравья… Такой большой — такого маленького! Лёсик отнял муравья, посадил на дорожку — ползи. А жука настегал травинкой: «Не обижай маленьких!» Заглянул в колокольчик,
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (12) »