- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (53) »
дорогой. Три полузамерзших, голодных моряка с тяжелобольным товарищем на руках, они молча стояли, прижавшись друг к другу, и с тревогой смотрели вперед, по ходу ложбины, уходившей куда-то в горы. Какие испытания ждут их на этом пути?
Боцман вздохнул.
— Путь у нас один — кроме как по этой ложбине, нам нигде не пройти. Куда-нибудь да приведет она. Капитана будем нести по очереди. — Боцман с доброй улыбкой посмотрел на Шкатова и Чикваидзе и продолжал: — Огня у нас нет, еды тоже. Ничего нет. Выход один — идти сколько сил хватит. Наверное, нас ищут сейчас по всему берегу.
И они тронулись в путь. Впереди, осторожно ступая, шел с капитаном на руках боцман. За ним, согнувшись и плотно обхватив себя руками, шагал Шкатов. Последним торопливо подпрыгивал, стараясь согреться, Чикваидзе.
*
Да, неласковая была эта земля. Собственно, земли не было — кругом громоздились гранитные утесы и скалы. Обломки камней, большие и малые, обильно усеяли всю ложбину. Моряки шли, торопливо прыгая с камня на камень, согреваемые надеждой на близкое спасение, радуясь тому, что им удалось победить море, вырваться из кипящей пучины и обрести под ногами твердую землю. Земля! Она всегда мила сердцу моряка, даже если и такая неласковая, такая холодная, такая пустынная и безлюдная, как эта. Давно уже не было слышно грохота морского прибоя, а ложбина все вела и вела моряков в глубь полуострова, медленно поднимаясь в гору. Они шли, гремя обледеневшей одеждой, и лишь эти скрежещущие звуки нарушали мертвую тишину. Они устали, они страшно устали. Обмороженные ноги отказывались повиноваться, но боцман, идя впереди, никому не давал отдыха. — Вперед! Вперед, ребята! — то и дело раздавался его хриплый голос. — Вперед, иначе замерзнем! И они шли, неся по очереди капитана на руках, пока не свалился Чикваидзе. Лишь тогда устроили короткий привал. Шкатов уложил поудобнее Чикваидзе, сел рядом с ним и тут же заснул. Присел на камень и боцман. Он осторожно устроил на своих коленях капитана, потрогал его горячий лоб и тихо позвал: — Захар! Но капитан по-прежнему не отвечал. Голова боцмана медленно опустилась на грудь, и он задремал. Они шли всю ночь, лишь изредка останавливаясь для короткого отдыха. Но все чаще и чаще стал отставать Чикваидзе, все труднее поднимался он после привалов. А когда приходила его очередь нести капитана, моряк брал его на руки, делал несколько нетвердых шагов, падал, снова поднимался и снова падал. При этом он так жалобно стонал, что боцман и Шкатов махнули на Чикваидзе рукой и решили нести капитана вдвоем. К утру ложбина вывела их на перевал. Они поднялись на пригорок и огляделись. Вокруг тянулась унылая, занесенная снегом холмистая тундра. Далеко-далеко, где-то за горизонтом, ритмично всплескивались на небе бледные сполохи. Моряки долго смотрели на это неяркое мерцание неба. — Кажется, Пур-Наволок, — устало проговорил Шкатов. — Далеко мы от него ушли. — Да, это маяк, — подтвердил боцман. — Миль сорок по прямой будет до него. Два дня хорошего хода по хорошей дороге, — и он с сожалением вздохнул. — Два дня хода! — вдруг выкрикнул сидевший в сторонке Чикваидзе. — А в чем я пойду? Он показал на ноги. Почерневшие и окровавленные пальцы торчали из разбитых ботинок. — Как я пойду? — злобно кричал Чикваидзе. — Я не чувствую ног, они отморожены. И сил у меня больше нет. Боцман и Шкатов переглянулись и посмотрели на свои ноги — они их тоже не чувствовали. Шкатов медленно подошел к Чикваидзе, присел рядом и обнял его за плечи. — Ты что, Леня, — тревожно спросил он, — заболел? Чикваидзе вырвался из его рук и грязно выругался. Но Шкатов снова положил руку на плечо товарища. — Ну, ну, Леня, не надо нервничать, этим не поможешь делу. А насчет обуви — обойдемся. Оторвем рукава от фуфаек и такие бурки сделаем, что на неделю хода хватит. — Через неделю мы все будем на том свете! — вдруг яростно завопил Чикваидзе. Потрясая кулаками, он истерично кричал, наступая на боцмана: — Я уже трое суток ничего не ел, я весь обморожен, у меня нет сил идти, нет больше сил нести его, — он жестом показал на капитана. — И у тебя нет сил и у Шкатова, а ты все заставляешь нас. Из-за этого мы и тащимся еле-еле. Так мы все четверо здесь подохнем через пару дней, если не раньше. Ты что, хочешь нас угробить? Наступило молчание. Боцман и Шкатов в упор смотрели на Чикваидзе. Тот не выдержал и снова закричал срывающимся голосом: — Скажете, я не прав, да? Почему трое должны погибнуть из-за одного? Разве это справедливо? — Вот в чем, оказывается, дело, — медленно проговорил боцман. — А он нам ноги свои побитые показывал, плакался на голод и холод. — Боцман помолчал, сдерживая нараставшее в груди негодование, затем продолжал: — Как же у тебя язык повернулся сказать такое про своего брата моряка? Ведь это же наш капитан… Но Чикваидзе скривился в усмешке. — Подыхают все одинаково: и капитаны и кочегары — и нечего из себя героев строить. «Братья моряки, капитан…» Тьфу, надоели все эти громкие слова! Все мы одинаковые перед смертью. — Врешь, шкура! — взорвался боцман. — Я и помирать буду как моряк! Как советский моряк, понял ты? Я моряк, и Степан моряк, а ты… ты… — Ну, кто же я? Но боцман вдруг устало махнул рукой. — Тебе этого все равно не понять. — Не понять? А то, что мы завтра концы отдадим, это я понимаю, по-твоему, или нет? — Это-то ты хорошо усвоил, потому и трясет тебя так страх. — При чем тут страх? Почему из-за одного обреченного трое должны погибать? Где тут логика, я спрашиваю тебя? Молчавший все время Степан поднялся и, держа в руках увесистый обломок, мрачно произнес: — Слушай, ты, логика… Брось душу травить… Капитана мы не оставим, заруби это себе на носу. А тебя никто не держит, уходи… Ты смотри мне в глаза, в глаза смотри! Можешь уходить, шкурная твоя душа! — И пойду! — злобно огрызнулся Чикваидзе. — Ну и иди! Иди! — взревел Шкатов. — Скорее уходи, гад, и подыхай там, как пес, в одиночку! — Ах так? — Чикваидзе вскочил и дико сверкнул глазами. — Ну и оставайтесь тут со своим благородством, и посмотрим, кто вперед подохнет! Прихрамывая, он двинулся в ту сторону, где бледнели на небе сполохи маяка, фигура его мелькнула несколько раз за холмами и вскоре скрылась совсем. Степан яростно швырнул обломок на землю, плюнул и сел на промерзший валун. Боцман подождал немного, подтащил капитана и сел рядом. — Успокойся, Степан. — Голос боцмана вздрагивал. — Успокойся. Жидковат механик оказался, не выдержал. Степан поднял искаженное гневом лицо и проговорил- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (53) »