взрослые... Но что пожертвовать сейчас? Да вот же кровь, что хлещет из раны! Мальчик сунул пальцы здоровой руки прямо в кровоточащее месиво, резким движением выбросил руку вверх, помазал кровью где-то под ликом Прародителя, не достав до губ, как полагалось.

- Вот тебе моя кровь, она и твоя кровь, спаси сына твоего! - попросил мальчик камень, прильнув к Предку всем телом. Закрыл глаза...

- Да где же этот поганец? - послышалось совсем рядом, - Только что мелькнул, и будто в воду канул?

- Может, и впрямь канул, одно болото кругом, - ответил другой голос.

- Нет, эти, речные, все болота здешние знают, не утонут!

- Зато нас затянет!

- Коли боишься, иди назад, а я еще поищу! Он где-то здесь прячется. Ух, поймаю, не сладко ему придется!

- Что, не поведешь беспортошным продавать? - голос звучал теперь откуда-то издалека, и, почему-то, стал басистее.

Для мальчишки все перестало существовать. По телу прошла судорога, все дрожало, в ушах засвистело. Сквозь закрытые веки то просачивался, то на мгновение меркнул свет. Становилось то жарко, то - холодно. И так много, много раз. Мальчик все стоял и стоял, прижавшись к камню. "Может они уже ушли?" - подумал мальчик и открыл глаза. Странно, вокруг все виделось совсем другим. Малыш не узнал поляны, вернее - поляны и не было, он стоял, все еще прижимаясь к каменному Предку, посреди чащи леса - не хвойного, а березового! Листья желтые, рыжие. И на земле... Осень? Но ведь весна!

"Прародитель спас меня, унес в другой лес!", - подумал ребенок.

Что-то ухнуло вдалеке, вздрогнула земля.

Потом еще раз. Мальчик бросился на землю, залег, зажмурился.

Послышались громкие, бьющие по ушам звуки, частые-частые, один за другим без перерыва. Крики, шум. Ребенок продолжал лежать на земле, боясь даже дышать...

- Смотри-ка, какой здесь партизан притаился! - услышал мальчик над собой. Слова какие-то незнакомые, лишь некоторые - понятны.

Сильные руки подняли мальчика с земли.

Пахнуло горелым. Он, еще боясь открыть глаза, почувствовал, как его отряхивают, протирают харю...

- Да не боись, свои, открывай глаза! - звучало тепло и ласково, хоть руки и грубы.

- Да у него плечо! - послышался другой голос, - пуля навылет! Надо перевязать.

- Рана рваная, скорее - осколком чиркнуло!

Мальчик почувствовал, что его перевязывают, так, как ведунья в его деревне пользовала раны. И он поверил, открыл глаза.

Платье на незнакомцах - странное. Очень много разной одежды. Что невеста перед свадьбой... И круглые шлемы на головах. Ни мечей, ни луков, зато - какие-то хитрые игрушки болтались у обоих воинов на кожаных ремнях.

- Тебя как звать-то? - спросил тот, что перевязывал.

- Добран, - неожиданно поняв непривычную речь, ответил мальчик.

- Странное имя...

- Странное, странное... - проворчал другой, - Он же раненый! Его - к врачам надо!

- Идти сможешь?

- Могу.

- Ну, пойдем! Мать жива?

- Сирый...

- Все теперь сирые...

Мальчик бросил последний взгляд на каменного Прародителя. Странно, как же он изменился, обветшал, что ли...

* * *

Рану заштопали, подлечили. Записали Добраном - кто-то вспомнил, что было такое русское имя когда-то, отчество дали в память нашедшего его солдата. Долго придумывали фамилию... Записали - "Лесной". Странную одежду, малопонятную речь, незнание самых обыденных, обиходных вещей списали на счет лесной сиротской жизни. Одичал, мол, за время немецкой оккупации... Да еще в лесу!

Потом было все, как у всех... сирот!

Детский дом, полуголодные послевоенные годы. Шли годы, жизнь становилась лучше - и сытнее, и веселее. Учителя в школе старались дать детям все, что могли, полны книг стояли, поджидая детей, и школьные библиотеки. Добран чем дальше взрослел, тем больше читал.

То, что он пережил в первые годы детства все больше казались ему сном. Тогда ему, пяти-шестилетнему, не поверили, посчитали за детские фантазии, за последствия шока. А потом он и сам уже не верил, что все это произошло с ним, примирился со своей новой биографией, с тем, что попросту остался сиротой, скитался во время оккупации по лесу, возможно - жил у партизан... И чем взрослее становился Добран, тем реже вспоминал.

Учился Добран хорошо, все схватывал на лету. Его все больше влекло к технике, особенно - к радиоэлектронике.

Начал потихоньку готовиться к поступлению в техникум. Но - человек предполагает, а лишь Бог (Боги, Небо, Судьба - называй как хошь) располагает!

Перелом наступил на пятнадцатом году жизни. Их, всем классом, повели в музей. Добран, не особо увлекавшийся историей, смотрел по сторонам, стремясь не зевнуть в открытую. Пожилую лекторшу он не слушал, в голове его бродили схемы супергетеродина...

Но что это?!! Добран остановился, как будто натолкнувшись на невидимую стену. Не может быть! В углу, эдак скромно, стоял каменные Прародитель. Тот самый, что спас когда-то жизнь маленькому мальчику, унеся его на много-много веков вперед...

Добран осознал, что помнит каждую черточку на резных ликах этого древнего камня. Но, будучи "физиком" - а именно в те годы развернулась знаменитая дискуссия между "лириками" и "физиками" - решил проверить. Прикрыл глаза, напрягся. Вспомнил "особые приметы"

на левом, пока не видимом ему с этой точки, лице. Там зияла выщерблинка под глазом. И рот скривлен. Добран зашел сбоку, с замиранием сердца взглянул. Выщерблинка на месте, и рот, сильно поврежденный, но все такой же кривой!

- Чего, Добрик, свой портрет нашел? - глупо пошутил кто-то из одноклассников.

- Наш Добрыня будет скульптором! - хихикнула Маринка, то ли любившая, то ли ненавидевшая Добрана - по поступкам в этом возрасте не поймешь.

- А, действительно, что тут так заинтересовало нашего "физика"? спросил подошедший поближе молодой учитель, промолчавший всю экскурсию.

- Я не буду скульптором, - сказал Добран то ли ему, то ли одноклассникам, то ли самому себе, - я буду археологом!

Добран сдержал слово. Не пошел в техникум, продолжал учиться, напирая теперь на историю, литературу, географию... Поступил в Московский Университет, пройдя поистине чудовищный конкурс. Собственно, он оказался единственным детдомовцем на факультете. Кто знает, может, потому и прошел конкурс...

Рассказывать дальше нет смысла, вот она, его жизнь - экспедиции, статьи, диссертации, монографии...

* * *

- Но Вы организовывали экспедицию к тому месту? - спросил Илья Саулович.

- Знать бы, где то место...

- Как? Не оставили на месте, откуда был извлечен экспонат, никакой таблички?

- Таблички? Даже в каком именно лесу нашли, и то - неизвестно. Он ведь простоял сначала в сарайчике краеведческого музея пару лет, затем выставили, а уж потом только - в Москву... Если бы я знал место, все бы излазил давно, этих, как их, экстрасенсоров бы туда навез... И все прочее...