Е

В Библии про тигров не говорится ни слова, и отсутствие устойчивой иконографии вынудило Запад придумать своего, аллегорического тигра. Шекспир, например, сравнивает с тигрицей жестокую королеву Маргариту (Король Генрих Шестой, часть 3) и заставляет Ромео выражать свой гнев, прибегая к образности инь:

Но он же дает тигру и более привычную нам мужскую роль, делая его символом воинской доблести (изображения тигра, кстати, украшает почти все армии мира). Генрих Пятый в монологе «Еще раз на прорыв, друзья» говорит:

Р

Представление о тиграх на Западе существенно изменилось в восемнадцатом веке, когда в державе Великих Моголов правил султан, которого звали Типу, по прозвищу «Мисорский тигр» (1750–1799). В его личности, пожалуй, совершеннейшим кошмаром воплотились представления ученого-ориенталиста об ужасном восточном деспоте.

Суровый моралист, Типу отменил в своей стране многомужие и утвердил собственное понимание Корана. Он провел реформу календаря, системы мер и весов и переименовал города. Он покровительствовал искусствам и торговле. Его преобразования касались всех сторон жизни страны, вплоть до мелочей быта, торговли и способов сева. Он спал на полу, на грубой циновке, в особую тетрадь записывал свои сны, а на завтрак ел мозги воробьиных самцов.

Его армия составляла 140 000 воинов, поклявшихся уничтожить англичан. Пленных он подвергал изощреннейшим пыткам: в ходу было, к примеру, кипящее масло, а также специальные машинки для вырывания носа и верхней губы. Особенно изысканной считалась процедура, в результате которой пленный враг превращался в Иного: британских солдат заставляли самим себе делать обрезание, а потом съедать свою крайнюю плоть.

И самого себя он, видимо, ощущал Тигром. Трон его стоял на позолоченном изваянии, изображавшем тигра в натуральную величину, глаза и зубы которого были сделаны из горного хрусталя; венчали его тигриные головы, усеянные рубинами и алмазами, а балдахин был покрыт полосами кованого золота, что делало его похожм на тигриную шкуру. Его воины были одеты в полосатую форму; пленных сначала сажали в тигриные клетки, а потом бросали тиграм на съедение. Затворы пушек, да и сами мортиры отливались в виде тигров, ружейные ложа и курки напоминали тигриные головы, на саблях либо гравировались изображения тигров, либо клинок ковался таким образом, что слои металла шли полосами. Живые тигры сидели на цепи у ворот дворца. Полосатыми были носовые платки Типу; знамя его украшал девиз: «Бог наш — Тигр».

Все это, мягко говоря, произвело на Запад впечатление. Газеты пестрели сообщениями о событиях, связанных с Типу: если, скажем, при взятии какого-нибудь города погибала престарелая служанка, то на страницах прессы она немедленно превращалась в 400 английских девственниц, бросившихся на мечи, только бы не достаться солдатам Типу. В Лондоне пьесы про Типу пользовались невероятным успехом в течение 30 лет. (1 июня 1791 года состоялась премьера первой из них, под названием «Типпу-Сахиб, или Доблестные британцы в Индии». Через год появилась еще одна, «Типпу-Султан, или Осада Бангалора»). В 1798 году Типу, наконец, был убит. День, когда пала под ударами англичан его столица Серингапатам, стал в Великобритании национальным праздником. В театре «Лицей» выставили картину Роберта Портера «Штурм Серингапатама», огромное полотно длиной 120 футов, и каждый платил шиллинг, чтобы иметь возможность увидеть запечатленное на ней великое событие. Роман Уилки Коллинза «Лунный камень» приобрел особенное очарование оттого, что, как там было написано, камень этот был якобы захвачен во время грабежа Серингапатама. А уже в 1898 году сэр Генри Ньюболт записал некий текст, представляющий собой подделку под народный эпос о поражении Типу.

Итак, образ тигра приобрел устрашающие признаки андрогина: свирепую мужественность воина и окутанную восточным мраком женственность Иного. По словам автора книги «Восточная охота» капитана Уильямсона, тигр — это «всего лишь пестрый объект, не вызывающий ничего, кроме отвращения»: т. е. этот образ противоречит всякому понятию о прогрессе и не имеет ничего общего с представлениями о «белом», «западном», «мужественном» и «добром». Англичан охватило навязчивое желание уничтожить тигра как символически, так и буквально. В течение целого столетия рассказы для детей кишели тиграми-людоедами. Небольшое усилие — и вот уже слово «людоед» (man-eater) перешло на женщину.

Т

Комментаторы Блейка утверждают, что в его стихах слово «тигр» — всегда символ гнева, революции, неукротимой энергии и красоты, романтического бунта воображения против рассудка. Символ этот развернут к Востоку, что очевидно для европейца и противоречит, скажем, китайской традиции. Его сопровождают образы огня и дыма: «как яркое пламя» скитается он, «дымом окутанный в чащах беды», «ослепленный дымом» «дикой ярости» собственного рассудка. Многочисленные критики отмечали, что стихотворение «Тигр» из цикла «Песни опыта» было написано в 1793 году, в разгар Французской революции. И в это же самое время газеты и театры Англии сходили с ума от историй про Типу.

Доводилось ли Блейку видеть настоящего тигра? Зверинец лондонского Тауэра был открыт в середине восемнадцатого века (плата за вход — три полпенни либо дохлая собака или кошка), и тигров там показывали довольно часто. В 1791 году как раз был получен свежий экземпляр. А когда Блейк жил на Фаунтин-корт, в районе Стренда, он вполне мог прогуляться на выставку диких зверей Пидкока, где также нередко показывали тигров.

Пидкок и Блейк — это две вершины тигрового треугольника; третья — Джордж Стаббс, который первым среди английских художников стал изображать тигров. Как указывает Катлина Рейн в своей книге «Блейк и традиция», картина Стаббса «Тигр» впервые была показана в 1769 году в зале Общества художников Великобритании, т. е. в то самое время и в том самом здании, где и когда 12-летний Уильям Блейк