узор. Я поднял с земли "Мицуоки", заряженный. Выстрелил я от бедра, не целясь. Термит прожег в стенке холла дыру, через которую бы без всякого труда мог проехать ATV. Папа Шухарт осторожно отодвинул Валери и поднял "Штальварт" вместе с треногой.

- Оставь, - рявкнул я. - Он сделал все, что от него и ожидалось. Теперь мы не можем тащить за собой тяжелое оборудование! Берите только винтовки и SACO. Шиобхан, Валче - в дыру, приготовьте фронт! Направляемся в док! Через минуту весь комплекс будет окружен! Валери, что с тобой? Переставляй, бля, костыли!

Валери захлебнулась, раскашлялась, глядя на то, что валялось вокруг нас - а тем, что валялось вокруг, были кровавые ошметки, оставшиеся от взвода прикрытия. Я резко рванул ее, поднимая с колен. Она глянула мне прямо в глаза. Я же совершенно неожиданно испытал жалость. Я жалел, что меня с Валери ничего не объединяло. Абсолютно ничего, хотя было такое время, что кое-что соединить нас могло. Но я уже тогда прекрасно понимал, что то чудное время никогда не вернется.

Мы побежали. Издалека, из-за дыма, огня и воды я слышал рычание следующих транспортеров, забиравшихся на груды развалин на своих раздутых колесах.

"Ишоги Мару"!

Стальная лестница. Платформа с поручнями. Грохот и вопли, черные силуэты в зеркальных шлемах. Наверху и внизу. А мы посредине. Вокруг нас железки искрятся от рикошетирующих пуль. "Ишоги Мару"!

Чудеса случаются редко. Не каждый день. И не сегодня. Когда мы уже вскакивали, тяжело дыша, в спасительный коридор, Папа Шухарт словил в шею пулю SLAP. Его голова попросту исчезла, вместе со шлемом и заткнутой за ремешок пачкой "Кэмела". Одна рука упала на железную платформу. Вторая еще крепилась к телу, хотя и было трудно сказать, на чем. Мы приняли это без особых эмоций - у каждого имелись собственные проблемы. Никто из нас не мог похвастаться целостью и сохранностью. Мы истекали кровью, спотыкались, падали и вставали. "Ишоги Мару"!

На второй платформе Мюйреэнн упала и уже не смогла подняться. Валери сорвала с себя всю ношу, пристегнула пряжки к поясам ирландки и потащила ее по стальным плитам, я же, стоя на коленях, палил по гонящимся за нами зеркальщикам всеми имеющимися у меня кумулятивными ракетами из "Мицуоки". Последней раздолбал лестницу - термит превратил половину платформы в живописную паутину, истекающую искрами и слезами расплавленного металла.

Из коридора залопотали "Крафтсмены", в динамиках завибрировал крик обеих девиц. Я побежал за ними - по широкой, блестящей полосе крови, которую Мюйреэнн оставляла на плитах.

Нас окружили, вырезав лазерами проходы в стенах комплекса. Но проход был узкий, тесный, и бочка для воды давала нам какую-то защиту. Мы лежали, чувствуя жар собственных тел, и делали все, чтобы выжить. Зеркальщики подошли так близко, что некоторые даже выдвинули телескопические штыки на стволах собственных "Дайхацу". Только мы очень сильно желали выжить. Последних мы пришили с расстояния буквально в пару метров - я из своего "глока", Мюйреэнн из старомодного "вальтера".

Когда же они отступили, давая нам передохнуть, когда до меня дошло, что Калче Валче убит, когда сотрясаемая конвульсиями Мюйреэнн валялась лицом вниз на стальной плите, когда Валери закончила перевязывать себя индивидуальным пакетом первой помощи, я нашел выход. Через вентиляционную шахту, крышку которой раздолбало снарядами SLAP.

- Валери, Шиобхан! Быстро!

Мюйреэнн подняла голову.

- Я не могу подняться, - кратко и совершенно хладнокровно сообщила она. - Не могу пошевелить ногами. Позвоночник. Оставьте меня.

Вы, скорее всего, не поверите, но ее слова патетично не прозвучали.

В нашей профессии имеются свои принципы, свой неписаный кодекс. Я присел и поцеловал ее в грязную, порытую кровавой коростой щеку. Потом помог ей сесть, опирая спиной о резервуар с водой. Я дал ей "Крафтсмен" и последнюю оставшуюся у меня обойму. Вали тоже, ничего не говоря, положила рядом с нею бандольеру с гранатами. Двумя. После чего, не оглядываясь, мы вползли в шахту. Я с Валери. Ничего больше для Мюйреэнн мы сделать не могли. Честное слово.

Мы не успели далеко отползти, как услышали, как она валит из "Крафтсмена". А через мгновение услышали ее крик. Нет, не крик. Пение. Мюйреэнн Шиобхан Талли из Дублина, с живописной Фениан Стрит пела, отстреливая последнюю обойму в зеркальщиков, идущих на нее по лестнице с телескопическими штыками на стволах "Дайхацу".

"Крафтсмен" захлебнулся и замолк, после чего через пару секунд взорвались обе гранаты.

Выстрелы из старомодного "вальтера". Один, другой, третий... И пение, все более дикое, все более отчаянное.

Выстрел. И тишина.

Мюйреэнн Шиобхан Талли с Фениан Стрит.

Ничего мы не могли сделать. Ничего.

Когда я вытаскивал ее из вентиляционной трубы на Платформу, Валери ван Хоутен умерла. У нее была перебита бедренная артерия. Плохо наложенная повязка не помогла, и девушка истекла кровью. Перед боем и во время него она глотала "Эйфорал" и "Бэттл Даст", когда же ее ранили, колола стимуляторы и анальгетики. Боли она не чувствовала, вот и не поняла, что умирает. Умерла она точно в ту минуту, когда нас нашли ребята Яна Куйперса. Тот, услыхав приказ S.Y.A., вспомнил про док, в котором стоял всеми забытый транспортник "Ишоги Мару". И спас задницу. Свою, равно как и всех тех ребят с девицами, которых вел за собой, и которым удалось пробиться. И мою задницу он тоже спас. Хотя за меня мог и не беспокоиться. Ведь, отдавая ему приказ S.Y.A., я ничего не сказал про транспортник, ни ему, ни Новаку, ни Райкиннену. В нашей профессии имеются свои законы и принципы. Куйперс, Новак и Райкиннен должны были отвлечь внимание, должны были оттянуть зеркальщиков на себя. А "Ишоги Мару" должен был забрать с планеты меня, Папу Шухарта, Сантакану, Калче Валче и Мюйреэнн Талли. И Валери.

Но Валери умерла.

Представьте себе, но взлетели мы без хлопот. Нас не взорвали торпеды "Нэшвилла" и "Электры", нас не захватил буксир, за нами не послали истребителей. Чудеса каждый день не происходят. Но нам счастье улыбнулось.

Мы улетели.

И вот тогда, на борту "Ишоги Мару", который, после отстрела трюма, оказался старой колымагой, я дал весьма глупую, можно сказать - безумную клятву. Обмотанный бинтами, нафаршированный уколами, я кое-что пообещал адмиралу Раскину, называемому Жабой; другое обещал адвокату Ямаширо