«стремительно движется в сторону будущих мощнейших гражданских столкновений и, не побоюсь этого слова, к гражданской войне». Это угроза?

— Нет, это предвидение, это предупреждение: ребята, играйте, да не заигрывайтесь. Если заиграетесь, плохо будет всем нам. Недавно у меня состоялась интересная беседа с одним известным депутатом-«единороссом». Он говорит: «Ген, ну ты же понимаешь, что вся эта волна сметет всех нас». Отвечаю: «Согласен. Но сначала — вас, потом — нас». Он: «А тебе не все равно, каким быть в очереди у стенки?» Подумал и говорю: «Да, по большому счету все равно. Так давай останавливать это. Надо договариваться, а не доводить страну до непоправимых последствий». Мою позицию разделяет, поверьте, подавляющее большинство людей во власти. Пока, правда, стадный инстинкт оказывается сильнее здравого смысла. Но он с каждым днем ослабевает.

— Кто те силы, которые могут жестко выступить против власти?

— Когда начинается гражданская война, какие силы действуют, кто с кем воюет, непонятно. У нас порой считают, что в 1917-м в одну сторону отошли красные, в другую — белые и начали меж собой драться. Черта с два! За кого, например, был Махно, за белых или за красных? За кого были другие многочисленные атаманы и просто банды мародеров? Это месиво, каша.

— Сколько времени у нас в запасе?

— Я думаю, несколько лет. Два-три года. Но все может случиться и гораздо раньше. Невозможно просчитать все факторы. Не дай бог, например, произойдут масштабные межнациональные столкновения или какой-нибудь митинг перерастет в побоище с полицией. Или, допустим, к власти в Венесуэле придет проамериканский президент, и рухнут цены на нефть. Это может стать катализатором, инициировать мощные разрушительные процессы.

— Прогнозов о скором «крахе режима» было много. Может быть, и на этот раз все обойдется?

— Может быть, и обойдется. А может, и нет. Очень плохо, когда все в стране может измениться от каких-то случайных событий. Ситуация крайне неустойчива. Страна не развивается. Когда меня просят охарактеризовать в двух словах положение дел в России, я всегда говорю: не надо двух слов. Достаточно одного: «деградация». По всем направлениям. Когда это выльется в смуту? Лучше бы никогда. Лучше договориться на берегу, лучше провести политические реформы и заключить пусть худой, но мир, нежели ждать доброй ссоры.

Андрей Камакин

 

С другой стороны

Ирина Яровая: «За громкими заявлениями Гудкова прячется меркантильная суть»

 

— Ирина Анатольевна, парламентское большинство прямо-таки фонтанирует идеями, многие из которых воспринимаются вашими оппонентами как покушение на политические свободы. Власть перешла в контрнаступление?

— Это недостоверная интерпретация. Если не искажать действительность, а оценивать факты, то вы с очевидностью констатируете, что парламентское большинство работает и реализует конкретные инициативы во всех сферах. В моем представлении точной по содержанию и форме будет трактовка: «власть обеспечивает защиту общественных интересов». Речь идет именно об интересах гражданского общества. Если вы в своем вопросе подразумевали, например, закон о некоммерческих организациях — иностранных агентах, то я уверена, что граждане Российской Федерации могут и должны знать объективную информацию о деятельности любой общественной организации или политической партии. И тогда они будут им доверять. Только критерий открытости может определять доверие.

— По мнению вашего пока еще коллеги Геннадия Гудкова, «власть избрала чрезвычайно опасный вариант развития событий, который стремительно движется... к гражданской войне». Вы такой опасности не чувствуете?

— Ну а что еще Гудков может сказать? За громкими заявлениями прячется примитивная меркантильная суть. Гораздо проще и выгоднее рассуждать на темы мирового потопа и гражданской войны, чем отвечать на вопросы правоохранительных органов. Что касается действий власти, то она как раз и демонстрирует открытую, честную позицию, которая заключается в том, что перед законом все равны. Если господин Гудков за долгие годы своей депутатской деятельности уверовал во что-то другое, если полагает, что является небожителем, которому дозволено все, он сильно заблуждается.

— Допустим, претензии к Гудкову обоснованны. Но если бы очищение парламентских рядов началось со сторонников власти — или хотя бы не ограничивалось лишь представителями оппозиции, — никто бы слова не сказал. Сегодня же власть получает обвинения в двойных стандартах.

— Любое правонарушение имеет не абстрактный, а конкретный  характер. Лишь на этом основании наступает персональная ответственность. И убедительным будет только один ответ: нарушил закон — отвечай по закону. Не нужно недооценивать граждан России. Если СМИ перестанут интерпретировать события, а будут сообщать факты, в том числе и о деятельности господина Гудкова, думаю, люди сами во всем разберутся и дадут оценки. И, поверьте, они будут не в пользу последнего. Если факты будут свидетельствовать о необходимости принятия решения по другим депутатам, то они будут приниматься. По-другому быть не может.

— В отличие от устоявшихся демократий, где копья ломаются главным образом вокруг экономических или социальных вопросов, у нас основной упрек, предъявляемый власти, — ограничение политической конкуренции. Это говорит о чем угодно, только не о стабильности политической системы.

— Политическая конкуренция, конечно, просто необходима, но оппозиция, увы, пока предпочитает другой жанр. Уверена, что и я, и ваше уважаемое издание с гораздо большим интересом обсуждали бы экономические и социальные вопросы. Однако наличие указанного вами спора совершенно не говорит о нестабильности политической системы. Оно говорит о том, что демократические процедуры работают. Кстати, то, что мы ведем публичный диалог по этому поводу на