я не слышу его из-за барабанящей по голове воды.

— Я говорю, дай мне лезвие, мне нужно избавиться от этих долбаных волос и бороды!

— Тебе не позволено иметь острые предметы, Кейдж, — кричит в ответ охранник, — у меня есть приказы…

— Да ради Императора, ты, кусок дерьма, я не собираюсь предстать перед Полковником как хренов нищий, — возражаю я, выглядывая из кабинки. Он быстро отступает. Я указываю на пистолет и нож на его поясе.

— Если бы я хотел убить тебя, ты бы уже остывал, — с улыбкой говорю я ему, — дай мне свой чертов нож, пока я не вышел и не взял его сам.

Он отстегивает ножны и швыряет их мне, при этом выглядит так, словно готов удрать в любую секунду. При виде страха в его глазах, я дрожу от удовольствия. Да я сделал бы все что угодно, чтобы несколько лет тому назад заслужить такую репутацию на Олимпе. Именно такой ужас сделал бы все намного проще для моего подъема из низов.

Я шагаю обратно под поток воды и мылю лицо и голову, затем вытаскиваю нож и выкидываю ножны обратно на плиточный пол. Начинаю отрезать волосы как можно ближе к коже, выбрасываю пучки в водоворот сливного отверстия на полу. Затем я бреюсь и отрезаю бороду, скоблю ножом щеки и подбородок, заодно снимаю небольшой слой кожи. Жалит сильнее, чем рана от лазера, но мне все равно. Я провожу рукой по гладкой коже, наслаждаясь ощущением чистоты, как кажется, впервые за века.

С гривой на голове чуть сложнее, но в конечном итоге я умудряюсь ее срезать, оставив себе на затылке несколько отметин и порезов, угол неудобный. Мое лицо было разорвано на части, а затем снова собрано несколько лет тому назад, так что мне никогда не выиграть ни одной медали на конкурсе красоты.

Удовлетворенный полученным презентабельным видом, я вытираюсь насухо грубым царапающимся полотенцем, предложенным охранником. Он в это время уходит искать мне какую-нибудь подходящую одежду. Вскоре он возвращается со стандартной формой заключенного: с отвратительными, мешковатыми серыми брюками, тканой рубашкой из необработанного льна, и парой бесформенных и плохо сидящих ботинок. Надев это, я ощутил себя прямо таки идиотом, словно маленький пацан напялил на себя одежду старшего брата. Следую за своим охранником к лифту на беседу с Шеффером.

Он стучит в дверь, и Полковник приглашает меня внутрь. В отличие от остальной башни, круглый зал украшен яркой фреской, которая бежит по всем стенам, насколько я могу судить, на ней изображено что-то из сцен Экклезиархии. Житие какого-то великомученика, судя по последней картинке, где мужика с пылающим нимбом разрывают на части зеленокожие чудища, я так понимаю, причудливая интерпретация орков. Я дрался с настоящими орками, и во плоти они даже еще страшнее, чем гротескные пародии, намалеванные в зале.

Полковник сидит за простым столом из темной, почти черной древесины. Напротив него стоит простой, подходящий по цвету стул. Столешница сильно завалена бумагами в мягких коричневых футлярах, перевязанных красным шнуром и запечатанных различными официальными печатями.

— Кейдж, — произносит Полковник, отрывая взгляд от пачки пергаментов в своих руках, — присаживайся.

Я подхожу и опускаюсь на стул, который начинает живо скрипеть ножками, пока я обустраиваюсь на нем. Полковник вернул свое внимание к изучению документов в своих руках. Я терпеливо жду. Будучи запертым в камере, я немного научился терпению. Я полагаю, это как ожидание добычи, терпение охотника, который до самого конца сидит или лежит неподвижно. Это то самое терпение, что проверяет вашу вменяемость, медленно проплывающие часы и дни угрожают пошатнуть ваш разум. Но я научился. Я научился успокаивать свои мысли, обращать их внутрь себя: считать удары сердца, считать вдохи и выдохи, в уме проделывать сотни ритуалов подготовки и обслуживания оружия, драться с оружием и без оружия с разными врагами в ограниченном пространстве своей собственной головы, пока твои руки и ноги прикованы цепями к стене.

Когда Полковник намеренно кашлянул, я осознаю, что уплыл в хорошо натренированное состояние транса, моргаю и фокусируюсь на нем. Он вообще не изменился, хотя я на самом деле и не ожидал этого. Все та же мощная, чисто выбритая челюсть, резкие скулы и пронзающий взор ледяных голубых глаз. Взор, который может вонзиться в твою душу и прожечь тебя сильнее, чем лазерный резак.

— Есть еще одно задание, — начинает он, откинувшись назад и скрестив руки на груди.

— Я уже догадался, — отвечаю я, сидя с прямой спиной, всем своим видом изображая внимание.

— Собственно говоря, времени немного, — продолжает он, его взгляд не изменился, — ты соберешь и обучишь команду для ликвидации военного командира чужаков.

Это удивляет меня. В последний раз он был очень скрытен относительно целей миссии. Думаю в этот раз все по-другому.

— Как ты, возможно, ожидаешь, процесс выбора в этот раз будет более целенаправленным и сфокусированным, чем в последний, — произносит он, словно читая мои мысли, — я не могу себе позволить потратить столько времени, чтобы повторить процедуру, которой ты был подвергнут ранее.

Ставлю, что так, думаю я. Потребовалось четыре тысячи солдат и два с половиной года для "выбора" штрафников "Последнего шанса", когда Полковник последний раз вел меня в бой. Кроме самого Полковника, я был единственным выжившим.

— В этой тюрьме содержатся некоторые наиболее специализированные бойцы в этом секторе Империума. Именно с этой целью я заключил их здесь, собрал в одном месте, где с легкостью могу получить к ним доступ, вместо того, чтобы носиться по звездам. Это делает сбор команды намного более прямолинейным, дополнительным плюсом является то, что только несколько человек знают, что они здесь, и я могу поддерживать абсолютную секретность, — говорит он мне, взмахом руки указывая на дела на столе.

— Тебе придется прочитать эти досье и выбрать тех, кого посчитаешь самыми подходящими для задания. Затем ты обучишь их умениям, которыми они не обладают, пока я подготовлю финальные детали для самой миссии. Затем я поведу штрафников "Последнего Шанса" на эту миссию. Все ясно?

— Полностью, сэр, — осторожно отвечаю я, раздумывая над его словами, — если мне нужно выбирать, тогда мне нужно знать чуть больше о том, что вы планируете.

— В данный момент нет. Я скорее позволю тебе выбрать мужчин и женщин, чьи навыки ты посчитаешь ценными, вне зависимости от ситуации, с которой можем столкнуться, — говорит он, качая головой, — наш выбранный персонал будет в какой-то степени проинформирован о плане атаки, который я разработаю. Гибкость будет ключом к успеху.

— Думаю, понял, — отвечаю я ему, наклонившись