он уже в Москву захотел…

— Как не доехали? — оторопел Вовка. — По-моему, уже доехали…

— Почти доехали, Чертогоново через двадцать минут будет, — мама деловито посмотрела на часы. — Поднимайся, одевайся и быстренько иди умываться, если успеешь.

Куковкин только похлопал глазами. Получалось, все, что ему помнилось как стопроцентная явь, на самом деле было сном?

Было от чего озадачиться, но Вовка как-то очень быстро примирился с тем, что на самом деле ничего не было. Он даже не стал задавать никаких вопросов и послушно пошел умываться, хотя и не очень любил это делать.

Вернувшись, он рискнул спросить еще об одном:

— Мам, а как же та хорошая работа в Москве? Она теперь кому-то другому достанется, раз ты с нами поехала?

— Ерунда! — отмахнулась мама. — Вы с Агатой для меня важнее…

Через двадцать минут поезд подошел к платформе, которую Вовка сразу узнал. Ведь такую, сооруженную из какого-то чудного материала, напоминающего смесь шлака с асфальтом, он видел только один раз. И станция, как ни странно, представляла собой ту же самую продолговатую приземистую избушку с темно-красной, слегка проржавевшей крышей, под которой была укреплена грязно-белая доска с черной надписью: «Чертогоново». Около «вокзала» стояло еще несколько сарайчиков и будок непонятного назначения, а по другую сторону путей, кроме платформы, вообще ничего не было, и сразу за ней начинался лес…

Когда мама, Агата и Вовка спустились на платформу, из соседнего вагона вылезли братья Поросятниковы со своей мамой Людмилой Ивановной. Никто из них, похоже, Вовку не узнал…

— Здравствуйте! — вежливо поприветствовал их Куковкин.

— Здравствуй, — произнесла Людмила Ивановна очень неуверенно, как будто ни разу в жизни Вовку не видела. — Ой, это ты, Леночка?!

— Люсенька! — воскликнула мама. — Как я рада! Мы с тобой лет двадцать не виделись, верно?

— Да, — произнесла госпожа Поросятникова. — По-моему, мы не виделись с тех пор, как заблудились на Гнилом болоте…