для флота мордобой и порку матросов, царившие еще на кораблях. Многие из них поплатились за свои взгляды переводом на службу на Дальний Восток, что считалось своеобразной ссылкой для офицеров, служивших в Балтийском или Черном морях. Таким образом часть из них могла оказаться и в числе преподавателей Николаевского морского училища. Макаров стал их учеником.

Преподаватели Николаевского училища, быстро распознавшие способности своего ученика, приглашали его к себе на дом, где бесплатно давали ему уроки по предметам учебной программы. Они снабжали своего питомца также книгами и подолгу беседовали с ним на разные темы после занятий. В среде преподавателей сравнительно свободно велись разговрры по вопросам государственного устройства, развития народного хозяйства и международных отношений. Само собою понятно, что в подобных условиях восприимчивый и чуткий Макаров не мог не приобщиться хотя бы к части прогрессивных идей того времени, способствовавших его быстрому и всестороннему развитию. Как губка, впитывал он в себя все услышанное. Революционером или демократом, в собственном смысле, Макаров не стал, но вместе с тем он не отрывался и от народа, из недр которого вышел сам. Отвращение к крепостным порядкам, еще долго после реформы царившим на флоте, в частности к грубому обращению с матросами и рукоприкладству, очень характерно для Макарова с самых юных лет. С этими порядками он боролся всю свою жизнь.

Особенное влияние на Макарова оказал по-отечески относившийся к нему учитель истории и географии подпоручик корпуса флотских штурманов Ф. К. Якимов. Якимов не только без всякого вознаграждения занимался с ним у себя на дому, но и давал ему книги из офицерской библиотеки, которой заведывал. Отношения между учителем и учеником были дружеские. Примеру Якимова следовали и другие учителя: Н. Я. Стоюнин^[4], преподававший французский язык и словесность, и законовед Б. А. Бровцын.

Макаров всегда любил чтение и немало времени уделял ему. Книги, получаемые от Якимова, еще более, развили эту его страсть. Впоследствии он уже не ограничивался книгами из Николаевской офицерской библиотеки, а приобретал свои собственные, на деньги, сэкономленные им во время плавания. В дневнике от 7 декабря 1864 года Макаров делает такую запись: «Я выписываю из Петербурга книги для себя и для сестры на 60 рублей серебром». Из прочитанных в эту зиму книг ему наиболее понравилась «Семейная хроника» С. Т. Аксакова. Макаров сравнивал себя с героем повести и находил с ним много общего. В его дневнике появились следующие строки, исполненные неподдельной искренности: «Третьего дня я просидел до часу, читал его первое поступление в гимназию, как он грустил в ней по своей матери, не находя ни в ком из товарищей сочувствия. Тут мне прешло в голову, что ежели бы я был его товарищем, то наверное он в первую же минуту нашел бы во мне друга, который понял бы его тоску и перед которым он легко мог высказать всю свою грусть и тем во многом облегчить себя… Увлекаюсь этой книгой, — пишет Макаров далее, — и вижу много общего: также не нахожу среди товарищей друга. Как тот находил покровительство одного из наставников, так и я был постоянно любим учителями, за это товарищи чрезвычайно меня ненавидели и даже, чтобы очернить меня в глазах друг друга, они выдумывали, как я пересказываю все директору».

Макаров зачитывался русскими классиками: Пушкиным, Лермонтовым, Тургеневым. В своем дневнике он записал: «Я читал сочинения А. С. Пушкина, они произвели на меня большое впечатление».

Вполне вероятно, что Макаров познакомился в Николаевске с трудами и взглядами Чернышевского, Добролюбова и Герцена. Известно, что герценовский «Колокол» в ту пору появился и в Сибири и на Дальнем Востоке. Было весьма вероятным, что и офицеры Николаевска имели в своем распоряжении некоторые выпуски этого журнала. Роман Чернышевского «Что делать?» навсегда остался одной из любимых книг Макарова. Впоследствии, в период, предшествовавший его женитьбе, он предлагал своей невесте следовать во многом примеру героини романа.

Большим преимуществом для Макарова было то, что он с первых же шагов обучения морскому делу встретил людей, распознавших в нем редкие способности и прилежание и тепло, по-отечески, отнесшихся к нему.

Слух о серьезном поведении и способностях кадета Макарова дошел и до контр-адмирала П. В. Казакевича^[5], бывшего в ту пору военным губернатором Приморской области и командиром Сибирской флотилии, человека просвещенного и гуманного. «Нет никого в Николаевске, кто бы не был ему чем-нибудь обязан», — вспоминал впоследствии о нем Макаров. Казакевич заинтересовался кадетом и из первой же беседы с ним вынес такое благоприятное впечатление, что назначил его, как только закончились в училище занятия, в Тихоокеанскую эскадру, плававшую под флагом известного адмирала Андрея Александровича Попова (1821–1898 гг.). Произошло это на пятый год пребывания Макарова в училище.

Адмирал Попов — одна из ярких фигур старого русского флота. Академик А. Н. Крылов справедливо называет адмирала Попова «истинным учителем флота». Блестящий боевой командир, Попов во время Крымской кампании, крейсируя по Черному морю, уничтожил шесть неприятельских кораблей. В период севастопольской обороны он состоял адъютантом сначала у Корнилова, а затем у Нахимова. Выполняя боевое задание, Попов на пароходе «Тамань», сквозь блокаду неприятельских кораблей, прорвался из осажденного Севастополя в Одессу. Как строевой офицер, Попов не был специалистом по судостроению, но чрезвычайно интересовался им. Основательно изучил его уже в зрелые годы.

Сперва Попов решительно отказался от выработанной тысячелетней практикой продолговатой формы судна и стал проектировать корабли совершенно необычайной конструкции, а именно круглые. Плодом этой мысли явились два броненосца Черноморского флота — «Новгород» и «Вице-адмирал Попов». Эти суда получили наименование «поповок»^[6]. Броненосцы имели шесть машин и приводились в движение столькими же винтами; для устойчивости на днище было укреплено двенадцать килей. Однако все эти средства не помогли, и при первом же испытании выяснилась вся непрактичность новинок судостроительной техники. Шесть винтов мощных машин с трудом преодолевали сопротивление воды, и ход этих пловучих батарей не превышал шести узлов, а их рыскливость не могла обеспечить правильного курса.

Попов увидел свою ошибку и, отказавшись от мысли строить круглые суда, быстро сделал большие успехи в кораблестроении. Он проявил себя не только талантливым инженером кораблестроителем, но и человеком передовой