Александр Шубин Захватим вместе: что дальше?

Задачи мирового гражданского движения

По миру катится движение «Захватим вместе!». Захватим Уолл–стрит и другие финансовые центры. Хорошо, захватим. А дальше‑то что? Чем заменить мировую финансовую систему? В ответ слышатся либо очень абстрактные рассуждения, либо нечто из арсенала коммунистических идей ХХ века, заведомо неприемлемое для большинства нынешних протестующих и т. п.

Поднявшаяся в период кризиса волна социального и гражданского протеста не имеет ясного ответа на этот вопрос и вообще какой‑то внятной конструктивной программы. А если не появится какой‑то конкретный набор требований, направленный на изменение социальной структуры, то и само движение превращается в бунт, бессмысленный, хотя и не беспощадный.

Мир на распутье

Может быть, в этом нет ничего страшного? После завершения «бурных шестидесятых» на Западе сложились свои правила игры: гражданское движение, создав сетевую субкультуру, не требует принципиальных изменений социальной структуры, а просто давит на истеблишмент. И это давление делает Запад более демократичным и социально–ориентированным. Всё было бы ничего, если бы существующая с середины ХХ века социальная система Запада не подошла к пределу своего дальнейшего развития. И правители мира сего толком не знают, что с этим делать. Люди на авансцене мировой политики действуют довольно рефлекторно, отбиваясь от сыплющихся на них напастей. Попытки президентов, премьеров и руководителей центральных банков говорить что‑то концептуальное ставят их в ещё более глупое положение. Чего стоит рассуждение Саркози о том, что нам нужен промышленный, а не финансовый капитализм. И каким образом Саркози представляет себе движение капитала без развитой финансовой системы? Молчание было ответом. Такое же, впрочем, молчание, каким на выходе оборачивается многоголосие «Захватим вместе» при попытке внятно ответить на вопрос: чем заменить современную систему власти, собственности, производства и распределения? И это не случайно: нынешнее «Захватим вместе» продолжает традицию антиглобалистского движения. А оно могло согласовать только самые минимальные требования вроде «налога Тобина» на международные финансовые сделки. И что же — это требование оказалось сейчас приемлемым для того же Саркози. Потому что ничего существенно не меняет. Оно вполне вписывается в идеологические рамки, установленные на Западе в ХХ веке — если население слишком недовольно своеволием бизнеса, то усиливается регулирующая роль бюрократии; если людей слишком замучили чиновники и налоги, то государственные функции передаются бизнесу. Не обществу, отметьте. Чиновники и капиталисты играют общественными ресурсами в этот бадминтон. Но из нынешнего кризиса пока не удалось выйти в рамках этой игры.

Однако и в случае с президентами, и в случае с гражданскими движениями не всё безнадёжно. Западная политическая система устроена так, что за фасадом политики работают сильные интеллектуальные центры, связанные с научными кругами (то, что практически отсутствует в России, где разного рода проправительственные политологические и социологические институты являются не столько мыслительными, сколько пропагандистскими центрами). Западная элита ищет выход из положения, но боюсь, этот выход нам не понравится. Потому что на место привычного нам мира приходит система нового господства, основанного на двух китах — информационный контроль и автоматизация. Старший брат скоро будет не просто смотреть на нас, но и анализировать информацию о нас всё более эффективно. Автоматизация, включая развитие робототехники, сделает большинство людей лишними. Кстати — не только в «центре» мира, но и на его периферии, в том числе в России. Ведь новый научно–технический скачок покончит с зависимостью промышленности и быта от нефти и газа. Однако, хотя потенциал изобретений накоплен, скачок пока не происходит. Для него нужен «социальный заказ», изменение социальной структуры.

В прошлый раз такое глубинное изменение произошло в 30–40–е годы, в годы Великой депрессии и мировой войны. Уже с 60–х годов начал накапливаться потенциал новых перемен, происходили частичные трансформации, и теперь мы имеем критическую массу изменений, которая уже трудно совместима с институтами ХХ века. Важно ещё и то, что социальные трансформации 30–40–х годов, возникновение социального государства и развитого индустриального общества происходили в разных вариантах: германском, советском, американском, шведском. Так и сейчас, если грянет эпоха перемен, то варианты их могут быть очень разными — от пост–индустриального тоталитаризма до электронной демократии. И вот тут как никогда важна роль гражданского общества.

Организованное общество

Противостоять установлению тоталитарного господства манипулятивно–финансовой касты может гражданское общество — сеть групп гражданских активистов. Это большая сила, только весьма рыхлая, разнородная. Однако партизанская армия может победить даже могущественного врага. Но лишь если у неё есть стратегия. Если она готова победить, а не только бесконечно воевать. Парадокс заключается в том, что результатом победы гражданского общества может стать превращение гражданского общества в модель и основу общественного устройства. Но, глядя на общественные движения, понимаешь, насколько они ещё не готовы для этого. В гражданском обществе мы видим хаотические столкновения, бурление амбиций и складывание собственных каст, манипуляцию и отсутствие внятных целей движения. Сегодняшнее гражданское общество является чуть ли не синонимом дезорганизованности. И всё же в нём — надежда на сохранение человека от поглощения новой, на этот раз виртуализированной машиной. Потому что в гражданском обществе за любым участником априори сохраняется право на участие в принятии решений и на защиту своего «я». Человек по природе своей творец, и нужно освободить его творческий потенциал. Но также необходимо, чтобы «я» было эпицентром не хаоса, «ячества», а солидарности, взаимоподдержки, демократического согласования интересов, их суммирования, а не взаимовычитания. А это — сложно, это требует экспериментов, отработки процедур. Но где ещё экспериментировать, как не в гражданском обществе. Куда хуже, когда экспериментирует государство, принуждая миллионы людей следовать его экспериментальным рецептам.

Демократические процедуры нового типа отрабатываются и в ассамблеях на площадях Испании и США, и при создании Гражданского