Палец нужно помуслякать и водить им.— Он тут же поплевал на свой палец и начал пародийно искать «иголку» в районе своих бедер, подражая неким магическим пассам.

То ли дар комика внезапно проснулся в нем, то ли Светлана Ивановна была слаба спросонья, но она буквально раскисла от смеха, махнула рукой, выключила свет и сомнамбулически побрела в гостиную — в поисках мужа. Оленька тоненько пискнула:

— Светлана Ивановна, я в джинсах, вы не беспокойтесь.

Принцесса в джинсах. Вечно они заджинсованы, накрашены, ухожены — она и ее подруги. Даже в баню ходят и с медом там парятся, чтобы благоухать. Да, кстати, надо где-то достать хорошего меду, у старшего опять гланды... Но сейчас спать, спать: завтра ехать за детьми, много уборки, благо готовить не нужно — пельмени остались.

Утром Жаканов бесцеремонно растолкал хозяев дома:

— Мы уходим, Светка, имей в виду — девственность Оли в полном порядке.

— Да ну! — возмутился муж Светланы Ивановны, раздраженный тем, что его подняли так рано.— У тебя была целая ночь в распоряжении!

— Так и знал, что ты скажешь гадость! Так и знал...— начал распаляться Жаканов, заталкивая Оленьку в ее сверх-сверхпортугальское пальто, но вдруг благоразумно решил помолчать, рванул дверь и вылетел на улицу, увлекая за собой бессловесную девственницу. Однако через десять секунд влетел назад — забыл перчатки. Спокойным уже голосом спросил:

— Она чудесная, верно?

Светлана Ивановна промолчала — не потому, что была не согласна, а потому, что не хотела вмешиваться. Сам не маленький.

Когда он вышел, муж Светланы Ивановны басом пропел:

— «О, Ольга, отдайся, озолочу!» — обещал отец Онуфрий... Новый год он начал с новой любви, значит...

— Знаешь, чем он ее расположил? В жизни не угадаешь,— скорее восхитилась, чем возмутилась Светлана Ивановна.— Разговором о смерти.

— А я-то думал: чего он весь вечер такие страхи про психиатричку рассказывал? Вот оно что...

Они принялись за уборку, обсуждая прошедший вечер и Жаканова. Мол, для Ольги он слишком стар, все-таки тридцать. Кроме того, он же свободный художник. То есть числится на договоре в газете, но фактически не работает, перебивается редкими гонорарами. Сидит дома и пишет сценарии, которые пока никто не берет. Красив? Еще да. Талантлив? Еще как. Пробьется? Если не устанет так жить, обязательно пробьется. Ему бы выиграть в лотерее. Или жениться на Оленьке. А почему бы и не жениться? Очень красива? Да. Очень глупа? Нет. Вполне возможно, что женится. Не нужно тут осуждать, как-никак Жаканов — друг ранней молодости, и есть еще шесть-семь человек — целая компания, в которой все связаны крепкими узами...

Стоит ему жениться — и проблемы «прокормиться» не будет. Правда, и писать станет некогда: машина, дача, квартира, юная жена — все это потребует времени. Хотя теща и ее друзья могут позволить ему иногда писать, потому что они могут устроить, пристроить, в общем, опубликовать. Они все могут.

— Свет, а помнишь, он написал, что поцелуи в подъездах щелкали, как пощечины? А про руины пищи на свадьбе!

— Мне больше нравится, что нервы натянуты, как линия Пикассо — тронь, порвутся.

— Тьфу, фу! Вечно вам, женщинам, нравится какая-то ерунда... Да-а. Представь: у Жаканова свой кабинет, машинка «Эрика», слева — портрет Пикассо, справа — еще кого-нибудь.— Муж Светланы Ивановны размахивал шваброй налево и направо.

— Завидуешь?

— Нет, но...

В жизни между тем тоже было свое «но». В доме Оленьки переполох: после новогодней ночи она не спит, не ест, все сидит у телефона и ждет, кричит на мать, чтобы та не включала громко воду и все такое прочее. Ищут виноватых и, конечно, находят — Светлану Ивановну: она познакомила. Мол, совсем не для этого пустили в ее дом пастись свою дочь, а для обогащения идеями. Если бы еще Жаканов не был совсем нищий! Но не в этом беда, а в том, что он и не хочет нигде работать. Но и не это самое страшное, писать — пусть пишет, пожалуйста, будут кормить его год и два, но только при условии, чтобы были плоды, результаты, так сказать. Но ведь он не звонит, негодяй, не любит их дочь, подумать только, чего ему еще надо? И библиотека, и вкус, и Олюся хороша, чего ему не хватает-то? Оленькина мать доказывала, что Жаканов не стоит мизинца ее дочери. Она говорила это не только Светлане Ивановне, но и всем своим подчиненным. Информация поступала со всего города по телефону, и в зависимости от новостей мать то и дело сокрушалась:

— Чего доброго, обрюхатит до свадьбы!

— Говорят, он так скуп, так скуп!

— Господи, у нас в Москве такие связи, в том числе в кино.

— Растранжирит все ее деньги! Но пусть не рассчитывает — я книжку заберу себе под контроль.

— Вы слышали, Светлана Ивановна, он же импотент! Поэтому его бросила жена. Зачем вы их познакомили?

— Только б женился, а уж мы все устроим, все устроим.

Светлана Ивановна все выслушивала, успокаивала, но конец терпению ее уже был близок. Тем более что сама Оленька торчала в ее доме вечерами, вздыхала о Жаканове, хваталась за каждую книжку, которую тот якобы хвалил. Однажды, когда он уехал в Москву (очередной сценарий повез) и не звонил, не писал две недели, Оленька истерично расплакалась:

— Я знаю, он... он думает, что я просто сытая девочка. Да-да! Он даже не подозревает, что я жертвенница и что мы можем помочь на Мосфильме. Мама все может... все.

— Оля, что случилось? Ты пожертвовала?..— осеклась Светлана Ивановна, решив, что не ее это дело.

— Ради него я МОГУ пойти на большие жертвы!

Все в порядке, не пожертвовала ничем, а только МОЖЕТ. Светлана Ивановна быстро прокрутила в голове возможные большие жертвы: уйти из дому, отдать свои деньги в фонд ЮНЕСКО? Чем еще она может поразить?

— А на какие именно жертвы? — тупо уточняла Светлана Ивановна.

— Ну я могу, вполне могу... обойтись без всего!

— Совсем без всего или как? — ехидно вставил словечко муж Светланы Ивановны, заглянувший на кухню за ложкой.

Светлана Ивановна быстро спровадила его, хотя Оленька уже начала вежливо отвечать на вопрос:

— Могу без всего жить, к чему привыкла, да-да! Например, по утрам... в общем, буду есть то же, что все. Конечно, не яйца каждый день и не масло, я его вообще не ем. Но колбасу могу.

Она рассчитывала, может быть, что разговор будет передан Жаканову, но Светлана Ивановна щадила девочку, ничего не передавала, не