скажу: зря тебя капитан взял в разведку…
— Это почему же зря? — волком посмотрел на него Витька.
— Горячий ты.
— А ты, Перченко, знаешь кто?! — повысил голос Грохотов. — Ты крот. — И сам удивился, почему так обозвал Илью.
— Давай, не стесняйся, — ничуть не обиделся шофер. — Шпарь, ругайся, можешь даже в ухо дать… Только не смотри на меня так…
— Не сердись, Илья, — буркнул Витька и первым полез в кабину.
— А что ты думаешь? — вдруг рассвирепел Илья. — Иной раз и рад бы закопаться в землю, как крот. Знаешь, что такое артподготовка? А минометный шквал?
— Давай заводи, — сказал Витька.
— То-то и оно, — изрек Перченко, с сердцем нахлобучил на лоб пилотку и нажал на стартер. — Помирать-то никому не хочется.
Трехтонка издала протяжный стон, выплюнула из выхлопной трубы струю синей гари и тяжело, будто раздумывая, взяла с места. Ящики в кузове заерзали, заскрипели, наваливаясь на затрещавшие зеленые борта. Подняв пыльное облако, машина свернула к лесу и скоро затерялась среди серых и красных стволов.
Над могилой пронеслись два «мессершмитта». Их преследовали три наших истребителя. В грохот канонады, разрывы мин вплелся пронзительный гул моторов. Часто-часто застучали авиационные пушки, негромко застрекотали крупнокалиберные пулеметы. Один «мессершмитт» клюнул серебристым вытянутым носом и, круто изменив траекторию полета, стремительно понесся к земле. Жирный смолисто-черный с огненными прожилками хвост волочился за ним. Самолет упал в лес, и глухой взрыв заставил вздрогнуть израненные осколками березы.
Зеленый с желтой окаемкой лист, потрепыхавшись в воздухе, тихо опустился на братскую могилу.