- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (5) »
Реймонд Карвер Менудо
Мне не спится, и как только я убеждаюсь, что жена моя, Вики, заснула, я встаю и смотрю из окна нашей спальни на дом Оливера и Аманды, он на той стороне улицы. Оливера нет уже три дня, а его жена Аманда полуночничает. Ей тоже не спится. Сейчас четыре часа утра, и снаружи ни звука — ни ветра, ни машин, даже луны нет — только дом Оливера и Аманды со светящимися окнами и кучи листьев под ними. Два дня назад мне не сиделось на месте, и я стал убираться во дворике — в нашем с Вики. Я сгребал листья, собирал их в пакеты, потом завязывал края пакетов в узел и ставил их в ряд у обочины. И вдруг мне ужасно захотелось перейти через дорогу и там, на другой стороне, тоже собрать листья, но я не стал. На другой стороне все мои неправильные поступки, все как есть. С тех пор как Оливер ушел из дома, я спал всего несколько часов. Я все ходил по своему дому из угла в угол с озабоченным видом — Вики на меня посмотрела-посмотрела и решила выяснить, что к чему. Теперь вот лежит на своей половине кровати, сжалась вся в комочек. Залезла под одеяло и улеглась так, чтобы во сне ненароком меня не задеть. Как легла, так больше и не пошевелилась; поплакала-поплакала, а потом заснула. Вымоталась совсем. Да и я тоже. Я выпил почти все ее снотворное, а заснуть все равно не могу. Нервы уже на пределе. Может, если я долго буду смотреть, хоть мельком увижу, как Аманда ходит по дому, или вдруг дождусь, что она выглянет из-за занавески — посмотреть, что там снаружи. Ну вот увижу я ее, и что? Что дальше-то? Вики говорит, что я свихнулся. Вчера ночью она много чего и похлеще наговорила. Кто ж ей теперь запретит? Я все ей рассказал — иначе я просто не мог, — но я не сказал, что это Аманда. Как только речь зашла об Аманде, я стал упорно все отрицать. Вики мне не верит, но я никаких имен называть не собираюсь. Ни за что, даже если она так и будет гнуть свое и лупцевать меня по башке. — Да какая вообще разница, кто она? — сказал я. — Ты ее ни разу не видела, — солгал я. — Ты ее не знаешь. — А она уже во всю меня лупит. Меня ломает. Альфредо, мой знакомый художник, когда рассказывал о своих друзьях, называл так отходняк после дозы. Ломка. У меня ломка. Все это полнейшее безумие. Это я прекрасно понимаю — но вот только Аманду из головы выкинуть не могу. Я уже до того докатился, что стал думать о своей первой жене, Молли. Молли я любил, как мне тогда казалось, больше самой жизни. Я рисую себе в воображении Аманду — в розовой ночной рубашке, которая мне так на ней нравится, и в розовых тапочках. Вот сейчас — я знаю наверняка — она сидит в большом кожаном кресле под медным торшером. Она курит, одну сигарету за другой. Под рукой стоят две пепельницы, и в каждой полным-полно окурков. Слева от кресла, рядом с торшером, столик, заваленный журналами — обычными журналами, которые читают приличные люди. Вот мы все, например, — самые что ни на есть приличные люди. В эту самую минуту Аманда, представляю я, листает журнал, то и дело останавливаясь, чтобы рассмотреть фотографию или карикатуру. Дня два тому назад, было часа три, Аманда мне сказала: — Я книги больше не читаю. У кого на них есть время? — Это было на следующий день после того, как Оливер ушел из дома, и мы сидели в том маленьком кафе в промышленной части города. — Кому охота во все это вникать? — сказала она, помешивая кофе. — Да кто вообще эти книги читает? Ты вот читаешь? Я покачал головой. — Ну кто-то же ведь должен их читать. На витрины посмотри, сколько там книг, да еще эти клубы. Кто-то точно читает, — сказала она. — Только кто? Ты таких знаешь? Я — нет. Вот что она сказала — ни с того ни с сего: мы ведь не о книгах с ней говорили, мы говорили о нашей жизни. Книги тут вообще ни при чем. — И что же Оливер, когда ты ему рассказала? И тут я вдруг понимаю, что все, что мы говорим — так осторожно, с такими напряженными лицами, — очень смахивает на то, как говорят люди по телевизору, которых показывают в дневных программах, — смотреть их я никогда не мог, сразу канал переключал. Аманда опустила глаза и покачала головой, как будто ей не хотелось об этом вспоминать. — Ты ведь не призналась ему, с кем у тебя роман? Она снова покачала головой. — Точно? — Я ждал, когда она оторвет взгляд от своей чашки. — Я никаких имен не называла, если ты об этом. — Он сказал, куда поехал и когда вернется? — спросил я и, честное слово, лучше бы я себя не слышал. Это ведь мой сосед, это о нем я сейчас говорю. Оливер Портер. Человек, которого я чуть ли не выжил из собственного дома. — Куда — не сказал. В какую-то гостиницу. Он сказал, чтобы я собирала вещи и уходила навсегда. Уходила навсегда — так и сказал. Прямо как из Библии процитировал: вон из моего дома, вон из моей жизни, даю тебе неделю. Я так думаю, через неделю он и вернется. Так что, милый мой, нам с тобой надо в самое ближайшее время принимать решение. Надо в темпе что-то придумывать, как нам быть дальше. Теперь ее очередь смотреть на меня, и я знаю, чего она от меня ждала: намека на то, что у нас с ней все всерьез и надолго. — Неделя, — сказал я. И стал смотреть на остывший кофе. За очень короткое время много всего произошло, и теперь мы пытались все это переварить. За несколько месяцев флирт плавно перетек в любовь, и мы стали встречаться в дневное время, — даже не знаю, задумывались мы тогда о длительных отношениях или нет. Как бы то ни было, но кашу мы заварили — не расхлебаешь. Вот уж никогда в жизни не думали, что среди белого дня придется прятаться в каком-то кафе и решать такие вот проблемы. Я поднял глаза, и Аманда принялась снова помешивать кофе. Она все мешала и мешала, без остановки. Я дотронулся до ее руки, и ложка выскользнула у нее из пальцев. Она взяла ее и опять стала мешать. Вот сидим мы себе за столиком под флуоресцентными огнями, пьем кофе в какой-то задрипанной кафешке — пьем, как все, кофе. Такие же, как все вокруг, люди.. Но я беру Аманду за руку — и всё меняется.Вики спит все так же, на своей половине кровати, а я спускаюсь вниз. Хочу согреть себе молока. Раньше, когда не мог заснуть, я обычно пил виски, но потом завязал. Теперь ничего крепче горячего молока. В те дни, когда я прикладывался к виски, я просыпался посреди ночи от жуткой жажды. Но на этот случай у меня все было продумано: я, всегда держал в холодильнике бутылку воды. Просыпался с диким сушняком, весь в испарине с головы до ног, — и плелся на кухню, а там в холодильнике у меня была припасена бутылка холодной воды. Я выпивал ее всю, до последней капли, почти целый литр. Иногда пил из стакана, правда, не часто. И вдруг внезапно снова пьянел, и меня начинало мотать
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (5) »