похожих габаритов, лиц он все равно не мог отчетливо разглядеть.

С него молча сняли цепи и помогли подняться; он попытался опереться на обе ноги и понял — рано. Конвоиры заметили его попытку по тому, как он пошатнулся, и один из них буркнул, подхватывая его под руки:

— Без глупостей.

После этой фразы Грэм окончательно убедился, то парочка все та же.

— Как же вы мне надоели, ребята, — вздохнул он. Реакции не последовало.

В камере пыток присутствовали все те же знакомые лица, только в уменьшенном составе. Грэм не увидел ни Бардена, ни Марка, зато на их месте расположились Риттер и молодой магик, играющий на этот раз роль писца. В уголке, у разогретой жаровни, маячила здоровенная фигура палача, который на сей раз был с помощником, высоким парнем с тупым лицом.

Без лишних слов Грэма усадили в неизменное кресло и крепко прикрутили к нему.

— Приятно видеть вас всех снова, господа, — сообщил Грэм. Он почти ничего не видел, но разговорчивости его этот факт не уменьшал.

— Жаль, что нельзя вместо твоих пальцев зажать в тиски твой язык, щенок, — зло буркнул Риттер.

— У вас еще будет возможность сделать это, когда надоест играться…

Риттер только поморщился, но не ответил. Он смотрел на дверь — ждал кого-то. Интересно, подумал Грэм, к нам прибудут еще зрители? Если да, то кто же? Может быть, ожидается император собственной персоной? Или его августейший сын? Или, даже, Илис?

Ожидание долго не продлилось. Грэму еще не успело надоесть, когда в камере появились новые действующие лица. Он не смог различить лиц, но понял, что все трое облачены в касотскую форму, причем у того, что в центре, у горла поблескивала серебряная офицерская пряжка, а на руках были надеты цепи. Грэма охватило нехорошее предчувствие, которое усилилось, когда новоприбывшие подошли ближе, так что он смог кое-как разглядеть их. Грэм едва удержал порыв облизнуть внезапно пересохшие губы. Он не хотел показывать, что узнал офицера в цепях. Это был Хельмут Клингман.

Несмотря на цепи и конвой, держался он независимо и спокойно, словно просто случайно проходил мимо и зашел посмотреть, что происходит. Грэм подумал, что арестовали его недавно (если только действительно арестовывали, и все это не фарс), и в темнице он побывать не успел. А если и успел, то недолго, судя по его довольно свежему виду.

Взгляд Хельмута скользнул по камере и наткнулся на прикрученного к креслу Грэма; губы касотца едва заметно вздрогнули, но он тут же отвел глаза.

— Офицер Клингман, вы знаете этого человека? — без лишних слов приступил к делу Риттер.

Хельмут вновь взглянул на Грэма, на этот раз задержав взгляд дольше. Приблизительно с полминуты он любовался на сидящего с каменным лицом пленника, потом кивнул и ответил:

— Да, я знаю его.

Вот как. А ведь сам же просил, чтобы его имени даже не поминали. Или, возможно, у него есть план, как выкрутиться? Грэм от души пожелал ему удачи.

— Кто этот человек?

— Это наинский князь Грэм Соло, — не моргнув глазом, ответил Хельмут. Видно, он уже знаком был с легендой. — Посланник его императорского величества.

— Прекрасно. А ты, — Риттер повернулся к Грэму, — знаешь этого человека?

Никакая сила сейчас не могла заставить Грэма сказать «да».

Он промолчал.

Риттер был вовсе не таким сдержанным человеком как Барден, и все эмоции его немедленно проступали на тяжелом, породистом лице. Сейчас его охватило бешенство, ему хотелось ударить Грэма, и останавливало только то, что специально для этой цели здесь присутствует палач. Который, кстати, с показательной медлительностью повернулся к своей жаровне и, тщательно выбрав из множества инструментов нужный, сунул его в угли. Грэм невольно содрогнулся. С раскаленным железом он уже свел знакомство восемь лет назад, и повторять опыт ему ох как не хотелось. Но даже и это не могло заставить его разомкнуть уста.

— Вас видели вместе, — почти прорычал Риттер. — Нет смысла отпираться.

Да кто тут отпирается, подумал Грэм, но вслух ничего не сказал.

— Вы были в сговоре? — не успокаивался командующий. — Соло? Клингман?

— Никакого сговора, герр Риттер, — твердо и вежливо ответил Хельмут. — Господа послы попросили меня проводить их в ваши апартаменты, вот и все.

— Почему именно вас?

Хельмут пожал плечами.

— Возможно, потому, что я был первым, кто встретился им?

— То есть, вы утверждаете, будто не знали о том, что на самом деле эти двое — медейские лазутчики?

— Я и сейчас этого не знаю.

Риттер просто побагровел. Грэм мысленно зааплодировал Хельмуту. Так его! Правда, таким поведением молодой офицер значительно уменьшал шансы на благополучный исход своего дела и нарывался на неприятности.

— Подумайте хорошенько, прежде чем разговаривать в подобном тоне, — едва сдерживая бешенство, посоветовал Риттер. — И так откровенно врать! Свидетели показывают, что вы находились у себя в апартаментах, а эти «господа», как вы называете их, разыскивали вас. Расспрашивали о вас!

— Какие еще свидетели?

Риттер назвал имя. Грэм предположил, что он имеет в виду одного из тех игроков в карты, который попался им по дороге, и которого он расспрашивал о Хельмуте.

Хельмут пренебрежительно хмыкнул.

— Этот пьяница? Тоже мне, свидетель…

Грэм подумал, что еще минута, и командующий лопнет от ярости. Нет, не тот это человек, которому годилось вести допросы, терпения у него нет. Надо бы ему равняться на своего императора.

— Итак, вы отрицаете, что находились в заговоре с медейскими лазутчиками, указали им путь в крепости и далее оказывали им помощь?

— Чушь какая, — очень искренне ответил Хельмут, и Грэм даже немного позавидовал его выдержке.

— Надо бы выслушать другую сторону, — мрачно сказал Риттер. — Только, боюсь, без вспомогательных средств этот липовый князь не заговорит. Или заговорит? А, щенок?

— Кажется, не очень давно вы выражали желание зажать мой язык в тиски, — отозвался Грэм. — Вас раздражала моя излишняя болтливость. Я боюсь, как бы вы не исполнили свой замысел, когда я начну говорить… мой язык дорог мне.

— Разговорите его, — Риттер повернулся к палачу. — Я хочу, чтобы он заговорил. Выполняйте же свою работу, Безымянный вас побери.

Парень с туповатым лицом, помощник палача, подошел к Грэму и без церемоний распахнул рубаху у него на груди, разорвав ее сверху до низу, сдернул ее с плеч.

— Поосторожнее, — сказал Грэм. Взгляд его был прикован к железкам, лежавшим на углях жаровни, и слова давались с трудом, но он заставлял себя говорить. — Смены одежды у меня нет, понимаешь ли.

Никто не ответил. Здоровяк неспешно направился к нему, держа перед