- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (6) »
редакции.
«Как оно стучалось…»
Алле Горбуновой
Как оно стучалось,
как не моглось —
так безвозвратно
вбит невидимый гвоздь
в глухие, запертые изнутри ворота.
Тик-тук, бом-бом
Тук-тик, бом-бам
Ты не стучи туда, где не зовут;
ты не зови того, кто не стучит.
Пронеси в руках раскаленную
вынутую
из огня связку —
и выбрось ключи.
Дон-дзынь! дон, дон
Дзынь-дон, дин-дон
На ладонях ключами выжжен след —
завтра он будет узором
крыла бабочки,
послезавтра — она упорхнет в слова,
посмотришь — в ладонях ничего нет.
Встанешь прямо
зовущей тишиной
Ладони сложив
местом для музыки
«Столько кругом отголосков…»
Столько кругом отголосков,
что слишком сложно различить голос:
налево посмотришь — эхо,
направо — тоже
Будто ходит оно по кругу,
само себя отражает —
и все давно позабыли
того, кто вскрикнул
Что за слово случилось?
Звал ли на помощь,
или радостно восславил
небо и землю —
этого мы никогда не узнаем,
мы никогда его не увидим.
Потерявшиеся во вращении слепого звука,
повторений повторов, удвоений и без того двойного —
мы присоединяем к общему шуму свой невнятный шепот,
возгласы, крики
Шумит земля голосами,
полон голосами воздух
Я встану прямо насколько умею и глаза закрою,
буду молча стоять, как вода и деревья —
в беззащитности своей
становясь сильнее
Навстречу другой тишине тишиной выльюсь,
наполнюсь встреченным — стану единой,
будто тот голос, что не расслышать,
ненайденный, потаенный
Все самое важное я скажу тебе молча,
а неважное, множась, выговорит эхо
«Прилетел жук, крылья сложил, и показал: вот…»
Прилетел жук, крылья сложил, и показал: вот.
Я посмотрела на панцирь его,
на колючие тонкие лапки его,
и ответила: это о том.
Ветер подул, подсолнух качнул коронованной головой.
Я посмотрела, как желты короны зубцы,
как стебель держащий тонок и слаб:
да, и это о том.
Включила симфонию Брамса.
Общий голос рос, потом обрывался.
Один, как гобой, человек в тишине.
Пел: да, это о том.
Я в глаза человеку смотрела, и трогала кожу,
И долго лежала с ним молча.
Пока я молчала, любовь говорила.
Да, говорила о том.
Все об одном,
вся об одном,
неявная речь
из глубины яви,
об одном,
единственно важном,
том самом.
«Есть расстояние от края до края неба…»
Папе
1
Есть расстояние от края до края неба,
сердцем одним измеряемое,
удивлением взгляда
перед распахнутым и огромным,
голубым глубоким.
Есть расстояния, измеряемые шагами,
утренним транспортом,
взглядом, направленным в землю,
чтобы не наступить на пятки спешащего рядом
по асфальту волнистому и
ровному подземному мрамору.
А есть такое расстояние,
какое ничем не измеришь,
кроме времени.
Таково оно между нами:
о нем не скажешь
ни воздухом,
ни землей,
ни взглядом,
ни сердцем.
Но — то тянущимся, то бегущим,
то водоворотом
закручивающимся
временем,
отпущенным мне —
до моего —
отсутствия.
2
От ветки полнокровной до цветка,
от стебля до травы торчащей,
от насекомых всяких до зверей:
собак, котов и птиц кричащих,
от вечера синеющего до
полного живого дня —
такого плотного и тесного,
какой бывает только летом
неотменимое, неоспоримое
натянуто невидимое нет.
Мы с мамой смотрим на свое нигде.
Его не видит ни сосед, ни яблоня.
Стоит большое лето, как вода —
торжественное в цельности сплошной.
А наше нет качается везде,
отсутствие пронизывает воздух
и проникает все его цвета,
подмешивая строгую прозрачность.
Ее не видят ни сосед, ни яблоня.
Так я не вижу, как другие нет
пересекаются с моим в пространстве общем,
и как из них бьет острая трава,
и белые цветы сияют повсеместно.
Со временем сжимаются они
до капли водяной, и эта капля,
как концентрат любви, проходит в землю,
в ту землю, где они всегда лежат.
И океан присутствия растет
из маленькой неизъяснимой капли.
3
И стало надо мной другое
Зимнее
И дымка вдалеке
Дорога кладбищем прозрачна и пуста
Туда где бывшее родным лежит в земле
Так близко и так далеко
И камни белые над ним, цветы сухие
И зимнее большое — надо мной
А было впереди — без края; ветер
И камни белые над ним, как облака
Мы через память чистую свою
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (6) »