разъяснять с присущей их профессии скрупулезностью.

Взять хотя бы роль цвета. Если сотрудник работает на стенде, установленном на фоне мрачной коричневой стены, через полчаса жизнь ему начинает казаться подобием этого унылого фона и эффективность труда неминуемо падает. Администрация, обнаружив это, навешивает на стену декоративную композицию в жизнерадостных желто-голубых тонах, напоминающих морской пляж. И что же? Вопреки ожиданиям трудовые показатели не стремятся вверх. Пестрота красок отвлекает сотрудника, он уже в иной сфере, мечтает об иных материях и охладевает к поставленной задаче. Таким образом, резюмировали социологи, роль цвета переоценить трудно. Всякий раз надобно подобрать единственно верный вариант: цвет должен стимулировать, но не отвлекать, успокаивать, но не тянуть ко сну, внушать оптимизм, но не превращать работника в несерьезного бодрячка...

На третьем часу совещания дверь директорского кабинета открылась, и на ковровую дорожку вступила гардеробщица тетя Нина. «Очень вовремя», — подумал Проничкин: он был утомлен новизной вопроса и жаждал паузы.

— Здравствуйте, товарищи! — бодро произнесла она, степенно приблизилась к столу Проничкина и, протягивая ему лист бумаги, сказала: — Уж извините, Валентин Павлович, но и вас пришлось побеспокоить, от кадров мне одни отказы идут...

— Ради бога, ради бога! — воскликнул Проничкин, подал ей стул и, попросив извинения у социологов, приготовился слушать незваную посетительницу.

— Прошу перевести в уборщицы по собственному желанию.

— А у нас вы, простите, кем?

— В гардеробе я, левая сторона.

-— Левая сторона... Так, так. А почему, собственно, решили уйти? Что вас не устраивает?

— Носить тяжеловато, Валентин Павлович. Мне ведь шестьдесят пятый, на пенсии я. Подрабатываю у вас внучке на приданое. Но в гардеробе никакой передышки, целыми днями взад-вперед, взад-вперед...

— Это почему же взад-вперед? — изумился заместитель по кадрам.

— А как же? — удивилась, в свою очередь, тетя Нина. — Некоторые сотрудники не успеют в кабинет зайти, как тотчас обратно. Мало ли какие дела находятся. У нас промтовары, химчистка рядом, в молочную творог привозят отличный... Я вот тут таблицу приложила за двадцать первое число. Взгляните, если нетрудно. Пятеро выходили за день по четыре раза, пятнадцать номеров — по три раза, а сорок — по два... Ну и так далее.

— Интересно, интересно! — Проничкин придвинул таблицу поближе.

— Так сколько же у нас получается выходов в неположенное время? — попросил уточнить заместитель по научной части.

— Вы уж сами посчитайте, — обиделась тетя Нина, будто ее упрекнули в недоработке.

— А посчитать нетрудно! —оживился Проничкин и погрузился в цифры. — У меня получилось двести сорок два!

— Некоторые, вероятно, в счет обеда, — попытался подрессорить результат заместитель по кадрам.

— Не понимаю, — возразил директор. — А в столовую когда? В Центре неплохая столовая. Надеюсь, голодом себя наши товарищи не морят...

Возникла пауза.

— В Центре два гардероба, — продолжал Проничкин. — Если помножить результаты, кои мы имеем здесь, на два, выходит... Число впечатляющее — 484! Предположим, каждый покинувший пределы Центра товарищ отсутствует в среднем один час. 484 рабочих часа. У нас, если память мне не изменяет, восьмичасовой рабочий день. Делим на восемь, и выходит; что, по самым радужным подсчетам, более шестидесяти человек, или каждый пятый, ежедневно выключаются из деятельности Центра! Поистине впечатляюще! Я поздравляю нашу коллегу из гардероба! Это на грани открытия, не правда ли, товарищи?

Возникла продолжительная пауза.

— Нужна авторитетная проверка, — прервал молчание заместитель по кадрам. — Кроме того, хотелось бы знать мнение наших гостей.

— Гм... Названные цифры, безусловно, заслуживают интереса, но концептуально... Я позволил бы себе напомнить вам о концепции предложенных исследований. Психологический настрой коллектива, как известно, есть совокупность индивидуальных состояний...

Опасаясь, что за серьезным разговором забудут про резолюцию насчет перевода на другую должность, тетя Нина встала и бесшумно, но решительно придвинулась к Проничкину.

—- Извиняюсь, Валентин Павлович, а резолюция мне будет?

— Конечно, конечно! —сказал директор. — Против вашей аргументации возразить трудно.

Тетя Нина степенно, как и вошла, удалилась с заявлением в руке.

Заседание продолжалось...

Чудак на улице

Сотрудники бухгалтерии подняли головы от заваленных бумагами столов: за окном послышалась музыка. Аккордеон словно выговаривал:

Старая, давно забытая мелодия. Кому она пришла в голову и, главное, кто вздумал играть ее на этой улице? Днем здесь бегают с деловым видом, работают в учреждениях, забитых приборами и людьми, ловят такси, пьют квас и едят мороженое, но играть на аккордеоне — это уж черт-те что.

И потом, как оно пробилось к ним, древнее, как мир, танго, сквозь шум трамвая и автомобильных моторов?!

«Не забуду никогда... Бог ты мой, сколько лет прошло с той поры, — подумала бухгалтер Тамара Петровна и сняла натруженные пальцы со счетной машинки. — Дети, сколько с ними забот!» Бухгалтер вздохнула, протянула руку к машинке, но считать ей не хотелось.

Счетовод Танечка тоже прислушалась, и глаза ее устремились бог весть куда — в открытое окно, к жилому гиганту на противоположной стороне улицы. Удивительные у Танечки были глаза. Они почти всегда отсутствовали, даже если она говорила вполне обыкновенные вещи. О балансе, например. Вот и сейчас она витает где-то, словно музыки не слышит.

Тем не менее.

Пленку с этим танго часто прокручивали на танцплощадке в пионерлагере у Черного моря, где Танечка была пионервожатой. Но она не танцевала, а уходила с Мишей, тоже пионервожатым, на пляж. Встречались тайно, за лагерем на пустынной дороге к рыбозаводу, где никто не появлялся. Сидели на камнях и говорили. Расстались странно, даже не простились. За все эти месяцы виделись несколько раз, но скоро лето, лагерь. Миша там будет. Танечка ни о чем другом думать не могла.

На мелодию с улицы всех живее прореагировал шеф. Он просто подпевал, и все тут:

— Ти-ра, ти-та, ти-та, ти-та-ти-ра...

Танго за окном напомнило ему о сочных шашлыках на даче в дни молодости и здоровой печени. Он вспомнил и дощатый стол под яблоней, и водочку, и огурцы с укропчиком, и зеленый лучок...

—