внутренности сооружения, казавшегося сверху огромным блюдцем. Два викинга стояли у своих мотоциклов и потирали руки.

— Ну, конечно. В общем‑то, в трюке нет ничего хитрого: всё основано на центробежной силе. Они, наверно, уже несколько лет гастролировали по Соединенным Штатам с этим номером — и всё равно, дрожь пробирает. Только посмотри на этих двоих — ты видел когда‑то что‑нибудь подобное? Посмотри на девчонку! Посмотри, как она стоит! Как пламя, дружище — она, как пламя! А он как изящен! Наверно, они муж и жена.

— Эти дети?

— У неё кольцо на пальце — увидишь, когда она будет близко.

— Как — будет близко?

— Выедет на самый верх: вот зачем у них здесь предохранительный трос.

Юноша, подняв вверх бледное лицо, объяснял:

- …считают, что риск слишком велик, и поэтому мы не можем получить страховку ни на каких условиях. Ни одна страховая компания не желает заключить с нами договор, какую бы сумму мы ни платили. Поэтому я прошу вас сделать свои пожертвования, пусть самые скромные: мы положим их на отдельный счёт, который воспользуемся только при несчастном случае.

Он стоял, положив руку на бедро, и глядел вверх спокойно, как бы оценивая публику. Девушка безразлично наклонилась, опершись о мотоцикл, и ни на что не смотрела, видимо, томясь от скуки. Всё казалось совершенно необычным. Хорошо поставленный голос, ясный и твердый — речь человека из высшего общества. Вниз покатились пенсы, шестипенсовики, несколько шиллингов. Он сказал: «Я всем вам благодарен» и неспешно, с безупречным достоинством наклонился, чтобы подобрать их. Девушка несколько мгновений неподвижно смотрела на него, а потом перевела взгляд на свои ногти.

Так она и стояла в центре арены, когда юноша завёл мотоцикл, разогнался кругами, въехал с наклоном на бордюр и вдруг рванул прямо по стене. Разверзся оглушительный грохот: хватило бы и одного запертого в цилиндре воя мотоцикла, но от быстрой смены нагрузок угрожающе заскрипел весь остов «Круга смерти». Теперь можно было своими глазами видеть, как играли его контуры, когда ездок проносился по сверкающим стенам. Он поднимался всё выше, описывая всё более близкие спирали, и, наконец, проревел на расстоянии вытянутой руки от самого верха. Горячий ветер ударил нам в лица, отхлынул и снова обрушился, а светлые волосы юноши развевались за ним, как флаг. Тогда он стал спускаться, сняв руки с руля, и распахнул их, паря вольно, как ласточка. Движение было прекрасно и, казалось, не стоило ему никаких усилий: это был свободный полёт.

Что‑то в этом роде я и собирался сказать Полю, думая, что ласточка — единственная из птиц, для которой полёт может быть чистым наслаждением, когда случайно бросил взгляд на девушку. Она застыла, отвернув чуть вниз и в сторону гордое лицо под серебряными крыльями, и продолжала изучать свои ногти; она по–прежнему лениво опиралась на наклонённый мотоцикл, и лишь однажды подняла глаза вверх на кружащую фигуру. Но и в этот раз взгляд был обращён не столько на него, как в некие неведомые дали. Была ли она, как казалось, так совершенно безучастна? Или это естественно для профессионалов? Выражение её лица не изменилось и когда он, снижая скорость, спустился на наклонный пол и остановился рядом с ней и что‑то сказал ей тихим голосом. Что‑то очень короткое: одно или два слова. Наверно, какое‑то указание или совет. Он посмотрел на неё, и она отвернулась: просто смотрела в сторону, будто сквозь стены, пока он объяснял зрителям вежливым и хорошо поставленным голосом, что он и его жена впервые в мире выполняют номер в «Круге смерти» одновременно, добавив, как бы невзначай, что советует всем отодвинуться от предохранительного троса. Через секунду девушка уселась на машину и, разогнавшись, описала первый круг по стене. Миг! — и она уже была высоко, а яркие крылышки быстро поднимались к нам. Мне показалось, что она взлетела по отвесной стене гораздо быстрее юноши, но, может быть, я ошибался? И что двигалась она тоже быстрее. В мгновение ока она взмыла к самому верху, чуть не до предохранительного троса, прекрасное лицо викинга застыло в яростной чистоте скорости, ветер сбил свободный голубой воротник назад от белой шеи, и тогда снизу взметнулась вторая машина. В немыслимом рёве, от которого, казалось, стены должны были разлететься на куски, две фигуры носились скрещивающимися кругами: девушка жестко держалась одного уровня, а юноша то падал, то взлетал. Невозможно было выбрать, за чем следить: неземным лицом девушки или блистательными виражами её партнёра. Но сейчас нельзя было оторвать глаз именно от него, потому что он опять поплыл, как птица, сняв руки с руля, и что‑то достал из кармана: это был чёрный шёлковый квадрат, чёрный платок, рвавшийся из рук, как яростное пламя. Двумя руками он поднял его перед лицом. Да, он закрыл себе глаза повязкой! Черный квадрат прижало ветром к глазам: он словно прилип к лицу от одной скорости движения, и опять, распахнув руки, юноша нырял, как ласточка, по всему кругу, легко и свободно, а девушка вверху двигалась чуть медленнее и, кажется, впервые наблюдала за ним.

Но наблюдала с той же застывшей яростью, с тем же выражением отстранённой и необоримой гордости — и без малейшего страха за себя и за него. Почти зло или даже презрительно, и с примесью нетерпения: когда уже ему надоест. Просто чувствовалось, что она думает: «Да кончай уже, хватит на сегодня, ты уже показал себя, съезжай вниз с этой стенки, и пойдём домой!». И чувствовалось её собственное наслаждение скоростью и опасностью, будто эта сверкающая отвесная стена была для неё дороже жизни.

Номер, впрочем, подходил к концу. Юноша сорвал с лица и быстро спрятал чёрный платок, и начал снижаться кругами, замедляя движение. Мотоцикл прерывисто застучал, и вот уже юноша снова был на полу, а девушка съезжала к нему со стены по изящной спирали, всё медленнее и медленнее, серебряные крылышки были обращены вниз, а яростная головка — гордо откинута назад. Меньше чем за минуту она спокойно подкатила к центру, они стали укладывать машины на ночь, а зрители вокруг нас потянулись к выходу. Внизу открылась снаружи полукруглая дверь в стене, и вошёл помощник с деревянным молотком. Первой, не проронив ни слова, покинула арену девушка, а юноша, что‑то сказав на ходу помощнику, последовал за ней за ней. Десять золотых минут закончились.

— Ну, — спросил Поль, когда мы спускались по узкой лестнице, — я был прав?

— Ты был прав. Я не нахожу слов. Они несравненны, невероятны! Именно ты и должен был их открыть.

Он хмыкнул.

— Да, ничего