хотелось походить на иностранку.

Она собрала волосы в аккуратный пучок на затылке, потом набрала деревянным ковшиком воды из кадки и вылила себе на плечи, блаженно впитывая тепло застывшим телом.

В соседнем квартале монах в черной клеенчатой накидке не спеша пересекал храмовый дворик. Крупные капли дождя сыпались на землю, разлетаясь брызгами. Монах вскарабкался по узкой лесенке на крытую башню-звонницу и подошел к большому бронзовому колоколу. Откинув капюшон с выбритой головы, он слегка дотронулся до тяжелого бруса, висевшего рядом с колоколом, и сверился с наручными часами. Еще минута. Монах склонил голову и начал молиться.

Мисако присела на деревянную скамеечку и принялась тереть руки и плечи грубой мочалкой. Струйки мыльной воды стекали между маленьких грудей и по бедрам.

Время. Монах качнул брус и ударил в колокол, возвещая новый день. Заунывный печальный стон разрезал дождливую серость утра и разнесся по саду.

Мисако подняла голову и улыбнулась. С тех пор как она себя помнила, звон колокола был ее самым любимым звуком, его напев успокаивал боль и приносил в душу мир. Она закрыла глаза и прислушалась. Но приятное чувство длилось лишь до тех пор, пока она не начала намыливать ноги, сразу вспомнив женщину из видения.

2

В то самое время, как Мисако сидела, погрузившись в теплую воду и горестные раздумья, ее дед медитировал в буддийском храме в северной префектуре Ниигата. Когда на рассвете молодой монах ударил в массивный колокол, в маленьком городке Сибата стояла ясная погода. Мощный звук пронизал утренний воздух и деревянные стены домов, тревожа сознание дремлющих горожан.

Звон достиг и кельи настоятеля, однако не его слуха. Во время медитации сквозь запертые двери разума ничто не могло проникнуть. Первый утренний свет протянулся яркой блестящей лентой от небольшого высокого окошка, но священник не замечал, как лучи медленно движутся по пожелтевшим татами, разбавляя полумрак призрачным сиянием.

Старик настоятель сидел скрестив ноги, большие пальцы сложенных на коленях рук плотно прижимались друг к другу. Темно-желтая лысая голова торчала из нескольких слоев черного кимоно, как у древней черепахи из слоновой кости, выглядывающей из панциря. Невидящие закрытые глаза были обращены к парадной нише токонома, в которой покоился ящичек, обтянутый белым шелком, и потрепанный свиток с изображением Будды на блекло-голубом облаке. Звон колокола замер в отдалении, а священник продолжал сидеть, словно безжизненная фигура на старинной бурой фотографии. Прошло несколько минут, прежде чем он открыл глаза и расцепил руки. Решение было принято.

— Разве возрасту не положены привилегии?

Слова, произнесенные шепотом, повисли в сумрачной пустоте, будто адресовались духам предшественников настоятеля на высоком посту. Лица с портретов давно умерших предков молча взирали с высоты потускневших от времени стен.

Уже почти месяц урна с человеческим прахом находилась в его келье. Это было неслыханно, и оба молодых священника то и дело шушукались за спиной настоятеля. Накануне один из них, Тэйсин, нервно потирая пухлые руки, умолял перенести наконец урну в помещение за алтарем.

— Пускай постоит еще день-другой, — ответил старик. — Я хочу, чтобы прах был здесь, мне нужно подумать. День-два, не больше.

— Но что еще мы можем сделать? — не понимал Тэйсин. — Кремация прошла по всем правилам, должные молитвы прочитаны, уважение душе погибшей оказано. Неопознанные останки…

— Да-да, верно, — нетерпеливо кивнул настоятель, жестом отпуская подчиненного.

Останки были обнаружены в бурном августе 1964 года, когда мощный тайфун и небывалые ливни опустошили округу. Наводнения и оползни привели к многочисленным жертвам. Раздувшаяся от дождей река разбилась на множество мощных потоков, которые вгрызались в берега, размывали и уносили с собой ослабевший грунт. Жидкая грязь растекалась повсюду, хороня под собой почти созревший урожай риса, разрушая мостовые, переворачивая автомобили и затопляя дома.

Путь разрушения пролег от реки через некоторые кварталы города, захватив, в частности, и территорию музея, бывшего поместья Симидзу, принадлежавшего феодальным правителям из рода Сибата. За последние три сотни лет величественный особняк и сад в старом киотском стиле успели повидать немало войн, смут и землетрясений, пережив поочередно периоды расцвета, заброшенности, полного запустения и бережной реконструкции. Буря 1964 года принесла новые беды, покрыв все вокруг толстым слоем ила.

На второй день после бури господин Сайто, директор музея, стоял на веранде, слушал завывания ветра в разбитой крыше усадьбы и печально качал головой, обозревая разрушения. Ужасно. После стольких лет реставрации все придется начинать сначала.

Цепкий бамбук легко перенес бурю, но древние сосны ветер вывернул из земли и опрокинул в садовый пруд. Вздыхая, директор отдавал распоряжения, инженер делал отметки в блокноте. Очистку территории следовало начать именно с пруда, превратившегося из произведения искусства в бурлящую грязную клоаку.

Пруд наполнялся из широкого ручья с хорошо укрепленными берегами, который протекал вдоль южной стены сада. Свежая вода, подаваемая по трубе, стекала по нескольким живописно расположенным камням, образуя небольшой водопад. Жидкую глинистую массу, наполнявшую теперь водоем, предстояло откачивать до тех пор, пока на поверхности не покажутся мусор и обломки, принесенные наводнением, чтобы можно было аккуратно достать их, не поранив тех декоративных рыб, которым удалось уцелеть. Часть ила с лужаек предполагалось счистить лопатами в тот же пруд и дать осесть на дно, а затем постепенно вновь наполнить его водой. Пострадавшей травой и мхом должен был заняться мастер-садовник из Киото, который прежде руководил работами по реконструкции сада.

С трудом вытаскивая резиновые сапоги из топкой грязи и перелезая через поваленные деревья, директор добрался до пруда и остановился на берегу. Рабочий опускал в большой пластиковый мешок очередную мертвую рыбу, красного карпа ценной породы. Мусора в пруду оказалось удивительно много, в основном пивные бутылки и всевозможные жестянки. Отдельно от общей кучи лежали старая соломенная сандалия и грубо обработанный кусок дерева, похожий на обломок старинной лодки.

— Обувь и предметы из дерева не выбрасывайте, — распорядился директор. — Вынесите только мусор, а все, что может иметь историческое значение, оставьте. Если будете сомневаться, показывайте мне. А еще я хочу точно