беспорядка зависела от того, что у нее больше не было мадеры, которая разделяла ее день на определенные периоды, облегчая их и делая более четкими.

Она вымыла все окна и привела в порядок книжные полки, на этот раз не по писателям, а в алфавитном порядке. Когда все было сделано, она стала подумывать о более совершенной системе и начала расставлять книги по собственному вкусу. Те, что ей больше всех нравились — на самую верхнюю полку, а худшие — в самом низу. Она с удивлением обнаружила, что нет ни единой книги, которая бы ей нравилась. Тогда она оставила их на том же самом месте, где они стояли, и села у окна — дождаться, когда выпадет больше снега. На юге виднелось скопление темных облаков, они могли принести с собой снег.

Вечером у нее появилась внезапная жажда общения, и она поднялась в гору с «walkie-talkie»^[4]. Она развернула антенну, подключила питание и прислушалась к отдаленному скрипу и шуму. Несколько раз она слышала беседу между двумя лодками, это могло произойти снова. Ночь была угольно-черная и очень тихая, она закрыла глаза и терпеливо ждала. Но вот она что-то услыхала, что-то доносившееся издалека, даже не слова, а два голоса, говорившие друг с другом. Голоса звучали медленно и спокойно, они все приближались, но она не могла разобрать, о чем они говорили.

Но вот она поняла, что беседа закончена, интонация изменилась, а реплики стали короче. Они попрощались, было уже слишком поздно — и она закричала:

— Алло! Это — я! Вы слышите, что я говорю! — хотя она знала, что им ее не услышать.

Кроме того, в аппарате слышался лишь отдаленный шелест, и она выключила рацию.

— Глупо! — сказала она самой себе.

Ей пришло в голову, что, возможно, батарейки не подходят для радио, и она спустилась вниз — проверить. Да, они были слишком малы.

Ей необходимо ехать в город. Мадера, батарейки… Под словом «батарейки» она написала «орехи», но потом перечеркнула это слово. Кораблики уплыли, обломков досок было, во всяком случае, семь, а не шесть, все на одном и том же точном расстоянии от воды — шестьдесят пять сантиметров. Она прочитала свой список, и внезапно он превратился уже в перечень на иностранном языке, не имеющем с ней ничего общего, — прищепки, разная домашняя утварь, сухое молоко, батарейки. Единственное, что было важно, это обломки досок — сколько бы их ни было — шесть или семь. Она взяла метр и карманный фонарик и снова спустилась вниз к берегу. Берег был пуст и совершенно чист. Там больше не находилось никаких обломков досок, ни одного-единственного, вода в море поднялась и унесла их с собой.

Она сильно удивилась. Она по-прежнему стояла на самом краю берега и направляла свет карманного фонарика в море. Свет разорвал поверхность воды и осветил серо-зеленый подводный грот; чем ниже, тем мрачнее он становился и был полон очень маленьких, неопределенных частиц, на которые она никогда не обращала внимания. Она как можно дальше освещала воду в темноте. И там ее внимание привлек слабый конус света, окрашенный в яркий желтый цвет; то был покрытый олифой кораблик, который гнал ветер с суши.

Она не сразу поняла, что это был ее собственный кораблик, она только смотрела на него, отмечая впервые беззащитные, полные драматизма движения дрейфующего кораблика, пустого кораблика. А потом она увидела, что кораблик вовсе не пуст. На корме сидела белка и слепо таращилась прямо на свет, она походила на кусок картона, на неживую игрушку.

Полудвижением она попыталась снять с себя сапожки, но остановилась. Карманный фонарик лежал на склоне горы и косо светил вниз, в воду: вал из набухших водорослей, которые колыхали поднимающиеся волны моря, затем темнота, где склон горы изгибался вниз. Это было слишком далеко, да и слишком холодно. К тому же — слишком поздно. Она сделала неосторожный шаг, и карманный фонарик соскользнул вниз в воду, он не погас, он все еще горел, опускаясь вдоль горного склона, — крошечный, становящийся все меньше и меньше исчезающий луч света, освещавший беглые картинки бурого, схожего с призраком ландшафта с подвижными тенями, а далее шла сплошная тьма.

— Ах ты, дьявольская белка, — медленно и с восхищением воскликнула она.

Она по-прежнему стояла в темноте в состоянии колоссального удивления, ощущая легкую слабость в ногах и смутно сознавая, что отныне все решительно изменилось.

Мало-помалу она снова выбралась на остров и прошла весь обратный путь, это отняло много времени. Только закрыв за собой дверь, она испытала чувство облегчения, великого и возбуждающего облегчения. Все принятые решения были отняты у нее. Ей не нужно было ни ненавидеть белку, ни беспокоиться о ней. Ей не нужно было что-то писать о белке, не нужно вообще ни о чем писать, все было решено и кончено с ясной и безусловной простотой.

За окном снова начал падать снег. Он падал густо и спокойно, настала зима. Она подложила еще дров в очаг и подкрутила фитиль в керосиновой лампе. Села за кухонный стол и начала писать, очень быстро: «В безветренный день в ноябре, ближе к восходу солнца, она увидела человека на лодочном берегу…»

Примечания

1

Херес, крепкое испанское вино (англ.).

(обратно)

2

Деревянная инкрустация.

(обратно)

3

Тема «других» затронута в новелле Янссон «Покупка», в которой двое любящих молодых людей скрываются от «других», по-видимому от мародеров, которые уже ограбили их, превратив одного из них в инвалида. В конце концов, устав скрываться от «других», молодые люди идут им навстречу, надеясь найти взаимопонимание.

Как всегда, Янссон не раскрывает до конца содержание происходящего, предоставляя читателю возможность обо всем догадаться самому.

(обратно)

4

Обыденное название переносной рации в Финляндии.

(обратно)