пользование пуховиками превращает человека в Илюшу Обломова, так и духовная перина из найденной раз и навсегда истины есть средство растления. Ты убаюкан, ты приучаешься к жизни без волнений, без потрясений, без поисков, без сомнений, ты превращаешься в духовного тупицу, в духовного увальня, из тебя получается духовный Обломов. Напомню: когда лежишь, например, на досках, то тысячу раз перевернешься в поисках удобного положения...

Что же смутило меня? Что заставило выбраться из этой «постели»? Причиной было то же, что заставляет нас оставлять перину пуховую. На смену ночи неизбежно приходит день днем – не до пуховиков. Не до пуховиков также молодости, солдату; путешественнику. Живой и здоровый человек не должен позволить себе погрязнуть в пуховиках и подушках. В перине, рано или поздно, становится жарко и душно, в ней заводятся клопы, в ней атрофируются части тела, мозг притупляется, а сердце перестает чувствовать. Живому человеку нужны движения, поиски. Достаточно сделать один шаг, чтобы слезть с кровати, где ты только что нежился: точно так же, если ты человек (или хочешь быть человеком), то достаточно одного сердечного движения и малейшего усилия ума, чтобы начать замечать прорехи в «божественной истине христианства, достаточно элементарной чистоплотности в своих поисках и честности с самим собой, чтобы начать обонять умопомрачительные запахи весящего на кресте трупа – центральной сцены «спасения человечества, достаточно однажды вымыть руки, чтобы начать осязать сальность или даже плесень духовной перины, сшитой мировой религией...

...Валяясь в Духовной перине, я вдруг обнаружил у себя лишние, ненужные мне «вещи». Таковыми оказались: разум, тело, сердце, душа, а вокруг меня – нации, природа... Они – перед лицом найденной истины должны были отброшены мной, как отягощающие меня предметы. Так, с наступлением весны, мы относим в чулан теплые вещи. Н вскоре я почувствовал, во-первых, что эти, ставшие Ненужными вещи составляют очень существенную часть моего «я», что мне хочется ими «пользоваться», т.е. жить, что если я отброшу их, то перестану быть человеком. Во-вторых, я сообразил, что разум, тело, душу, нации и природу не я сам себе придумал, но кто-то другой («свыше») «снабдил» меня всем этим (согласно христианству это сделал Бог). Значит, он предполагал, что эти «атрибуты» мне необходимы (вспомним, как все целесообразно, экономично и гармонично создано в природе), и если «бездушная природа» – с точки зрения атеиста – так прекрасно поработала, то тем более должен был постараться для людей Бог, имеющий и высший разум и высшие способности творить, что я буду ими пользоваться. Не подлежало сомнению, что я имею дарованные мне Богом составные части (причем каждая из них стержневая) того феномена, который мы зовем жизнью. Потеря хоть одного Названного «компонента» неизбежно ведет если не к разрушению, то уж наверняка – к уродливой, ущербной жизни, жить которой означает насмехаться над ней и над ее творцом – Богом. Но имённо к уродству, ущербу и даже к убийству жизни призывает вас христианство. Эта духовная перина все отвергает. Разум надо посрамить, тело надо изнурить (убивать плоть), дух должен быть «нищим», чувства должны быть сострадательными, покаянными, нации надо снивелировать («несть ни эллина, ни иудея»), природе же перед лицом скорого второго пришествия и конца света вообще не должно быть места в людских заботах и упованиях. Создать жизнь на земле, а потом через своего единородного Сына (Христа) заявить на весь мир о намерении уничтожить жизнь, – значит не знать правой руке, что делает левая. Куда же податься «бедному крестьянину?» Жить разнообразной жизнью, имеющей как приятные, так и неприятные стороны, или, закрыв глаза и уши, погрузиться в «перину»? По-моему, для живого человека вопроса тут быть не может: конечно – жить! достаточно открыть окно (я не говорю уж о том, чтобы пойти в поле, в лес, на реку), чтобы почувствовать красоты природы, достаточно перечитать Пушкина, чтобы насладиться богатствами русского языка, достаточно увидеть девушку, чтобы сердце полюбило, достаточно задуматься о высоких материях, чтобы дух твой возлетел «в горния», достаточно окунуться в воду, чтобы ощутить силу своего тела, достаточно взяться за математическую задачу, чтобы узнать муки и блаженство поисков и творчество разума.

Сбросив с себя чары христианства, я опять увидел ту же короткую, полную горя и страданий, порой бессмысленную, венчаемую смертью – жизнь. И опять вопрос – душераздирающий – о добре и эле перед моей одинокой душой. И одновременно обнажился до предела христианский обман о природе этих явлений, примитивная их трактовка и поистине дьявольская подкладка во всей христианской догматике.

Многие годы мне и в голову не приходило, что в явлении миру Христа есть нечто странное. А странность тут – во временном перерыве между фактом падения пралюдей по наущению Сатаны в грех (во зло) и воплощением – на земле Богочеловека. Забывчивость, приличествовавшая лишь грешному, склерозному человеку: зло Бог допустил, а как спасаться сказал; «вспомнил» же он об этом только спустя несколько тысяч лет (по христианской хронологии). Раньше я никогда не вспоминал о людях, живших до нашей эры, то есть до Рождества Христова. Но теперь я вспомнил о них. А какова же их судьба? Боже мой! Что за несчастье! Зло окружало их со всех сторон, а они, бедняги, не знали, как спасаться и, например вместо того, чтобы подставлять обидчику вторую щеку, они мстили ему и т.д. А как быть с современниками христианства – нехристианами? Они упорно не хотят исповедовать Христа и тем самым, исповедуя всевозможные «дьявольские» религии, творят зло «погибают», а христианский Бог только посматривает на эти гибнущие миллиарды. Все, что не от Христа, то – от Дьявола и в число последних попадает значительно больше половины населения земного шара. Как же быть с ними? Нет ответа... Я поставил перед мысленным взором длинную череду своих предшественников – христиан. Все они на протяжении 2ООО, лет думали примерно как я, надеялись, ждали, уповали, верили, во все умерли, не дождавшись посрамления зла. Их надежды были напрасны. Сколько личностей было среди них!

И сам я умру, не дождавшись развязки. В чем смысл моей жизни? Как мне понять самого себя? А сколько поколений с такими же недоуменными вопросами будет жить после меня? Зло, как и прежде, торжествует, оно нисколько не отступило оно властвовало до Христа, оно царит и после него – в церкви и вне ее, в миру и в монастырях, в людях светских и в церковниках. Практический мы ничего не можем поделать со злом ни в личной, ни в общественной жизни: чем грандиознее наши планы и