Вы согласны с предъявленным обвинением?
Матроскин не согласен:
– Мало ли что на нашем заборе написано. Важно, кто писал. Пусть он и отвечает.
– А кто писал? – спрашивает судья. – Это же ваш автор.
– Давайте вместе искать, – предлагает Матроскин.
– А я его знаю, – говорит Шарик. – Это пенсионер один написал. Он на Печкина обиделся за то, что Печкин почту приватизировал и цены за доставку в пять раз повысил. – Видите, – указывает Печкин. – Их тут целая шайка. Судья говорит: – Объявляется перерыв на два часа для отыскания соответчика. Когда Шарик и Матроскин вышли на улицу, Матроскин спросил: – Откуда ты, Шарик, этого пенсионера взял? И чего это он на нашем заборе пишет? Писал бы на своем. Кто это такой? – Да никто, – ответил Шарик. – Я просто время выигрывал. На заборе про Печкина это я написал. Потому что я из-за него журнал про охоту получать не могу, так здорово он цены поднял. – Вот это писатель! Вот это журналист – золотое перо! – ехидно восхищается кот. – А почему не полным текстом писал? Что это за скромность такая, что это за застенчивость повышенная? – У меня на полный текст забора не хватило. Я до самого угла дошел.
Тут Матроскин как себя по лбу хлопнет: – Слушай, а краска у тебя осталась? – Есть немного. Матроскин прямо с места домой побежал. Прибежал к забору, оторвал несколько досок и что-то на них написал. И снова в суд прибежал, к старорежимному судье Молоковозову. И вот процесс снова начался. Все как положено: – Встать, суд идет. Слушается дело о защите чести и достоинства почтальона Печкина. Судья спрашивает: – Ну что, нашли вы соответчика? – А зачем? – отвечает Матроскин. – Дела то никакого нет. – Как нет? – кричит Печкин. Человека оскорбили. Можно сказать, вывели на чистую воду, а теперь говорят «нет». Судья Молоковозов тоже удивился: – Почему никакого дела нет? – А вы вторую полосу нашего забора читали? – Нет. – Вы тогда прочтите, что там дальше написано. Я даже эту надпись с собой принес. И выложил Матроскин несколько досок от забора. А там было написано: «…ШИ ЧЕЛОВЕК». И все поняли, что эта надпись не оскорбляет Печкина, а поднимает ввысь, как почтальона и человека.
Так что дело было закрыто. И все довольные (кроме кота Матроскина) разошлись по домам. А кот Матроскин ворчал: – Эх я, растяпа. Надо было мне с этого «БОЛЬШОЙ ДУШИ ЧЕЛОВЕКА» еще деньги на судебные издержки потребовать и на ремонт забора. Учить надо их, этих монополистов!
КАК В ПРОСТОКВАШИНО
Однажды пес Шарик пришел к Матроскину и к дяде Федору на кухню в большом возбуждении:
– Вы знаете, кого сейчас больше всех у нас в стране уважают? Я в газете прочитал «Московский балаболец».
– Кого?
– Казаков, вот кого!
– Каких казаков? – спрашивает Матроскин.
– Таких казаков! Казачьих казаков! Которые с лампасами, – говорит Шарик.
– Почему ты так решил?
– Да потому, что в Москве скоро будет памятник поставлен казакам-освободителям. Тем, которые революционных рабочих разгоняли.
– Им будет памятник поставлен за то, что они рабочих разгоняли? – поразился Печкин.
Он тоже на кухне с Матроскиным чай пил.
– Ну да. Они же против царя бунтовали. Вот казаки и гоняли их с утра до вечера. – Плохо они их гоняли, – ворчит Матроскин. – Гоняли бы они их хорошо, никакой бы революции не было. И советской власти тоже. Тут Печкин взвился: – А чем тебе советская власть помешала? Она же тебе дураку все дала. Если бы не советская власть, мы бы с тобой, Матроскин, как личности одной формации, полы бы мыли или рвы копали. Или бы свиней пасли. – С чего это ты взял, что мы бы с тобой полы мыли, – обиделся Матроскин. – Ты бы, Печкин, может быть, и мыл полы. Только ты бы мои полы мыл. И свиней бы ты моих пас. – Ладно, ладно, – успокоил их Шарик. – Только казаки сейчас в полном порядке, а мы время теряем. – Что же ты предлагаешь? – спрашивает кот. – Предлагаю полк казачий сформировать в нашей станице Простоквашинской.
– Да зачем? – спрашивает Печкин. – Да затем, – кричит Шарик, – что можно вооружиться и с мафией бороться! Можно начальство учить уму-разуму! Можно милиционера Люськина с позором из деревни выгнать! Можно налогового инспектора Кукушкина на площади выпороть! – Хорошие мысли, – говорит Печкин. – Меня они убеждают. И так он барственно, по-казацки, стал дрова в печку подбрасывать. – А меня нет, – говорит Матроскин, – и прошу оставить меня в покое, гражданин Шарик. – Я теперь не гражданин Шарик, я теперь есаул Шарый, – говорит пес. Он даже запел для убедительности: – Есаул, есаул, что ж ты бросил коня… – А я – станичный атаман Печкин! – обрадовался почтальон Печкин. – Дайте мне шашку острую и коня! Я буду почту верхом развозить. Тут Матроскин схватил половник и замахнулся на них обоих: – А я, как революционный матрос Котенко, говорю вам: а ну пошли с нашей кухни! А не то я этим вот половником головы вам быстро поотрубаю. Оба нью-казака Шарик и Печкин сразу с кухни ускакали. Как известно, с революционными матросами во все времена шутки были плохи.
Так революционный матрос Матроскин завалил всю станичную вольницу. И не стала деревня Простоквашино станицей Простоквашинской. Дядя Федор потом спросил. – Матроскин, почему же ты не дал казакам образоваться? Это же так романтично. – А потому что сначала казаки – это очень прогрессивно, – ответил Матроскин – А потом все по-другому оборачивается. – Это как по другому? – А так. Наш Шарик сейчас – Шарик как Шарик. А как только он нагайку в лапы возьмет, он сразу другим сделается. Он сразу один нехороший лозунг выбросит. – Какой нехороший? – А такой «Бей котов, спасай Россию». И дядя Федор сразу его понял.
ИСТОЧНИКИ ИНФОРМАЦИИ
Почтальон Печкин, как известно, был не самый честный человек в Простоквашино. Однажды зимой, когда уже совсем делать было нечего, а снега намело под самую крышу, он прочитал чужое письмо.
Прочитал и
– А я его знаю, – говорит Шарик. – Это пенсионер один написал. Он на Печкина обиделся за то, что Печкин почту приватизировал и цены за доставку в пять раз повысил. – Видите, – указывает Печкин. – Их тут целая шайка. Судья говорит: – Объявляется перерыв на два часа для отыскания соответчика. Когда Шарик и Матроскин вышли на улицу, Матроскин спросил: – Откуда ты, Шарик, этого пенсионера взял? И чего это он на нашем заборе пишет? Писал бы на своем. Кто это такой? – Да никто, – ответил Шарик. – Я просто время выигрывал. На заборе про Печкина это я написал. Потому что я из-за него журнал про охоту получать не могу, так здорово он цены поднял. – Вот это писатель! Вот это журналист – золотое перо! – ехидно восхищается кот. – А почему не полным текстом писал? Что это за скромность такая, что это за застенчивость повышенная? – У меня на полный текст забора не хватило. Я до самого угла дошел.
Тут Матроскин как себя по лбу хлопнет: – Слушай, а краска у тебя осталась? – Есть немного. Матроскин прямо с места домой побежал. Прибежал к забору, оторвал несколько досок и что-то на них написал. И снова в суд прибежал, к старорежимному судье Молоковозову. И вот процесс снова начался. Все как положено: – Встать, суд идет. Слушается дело о защите чести и достоинства почтальона Печкина. Судья спрашивает: – Ну что, нашли вы соответчика? – А зачем? – отвечает Матроскин. – Дела то никакого нет. – Как нет? – кричит Печкин. Человека оскорбили. Можно сказать, вывели на чистую воду, а теперь говорят «нет». Судья Молоковозов тоже удивился: – Почему никакого дела нет? – А вы вторую полосу нашего забора читали? – Нет. – Вы тогда прочтите, что там дальше написано. Я даже эту надпись с собой принес. И выложил Матроскин несколько досок от забора. А там было написано: «…ШИ ЧЕЛОВЕК». И все поняли, что эта надпись не оскорбляет Печкина, а поднимает ввысь, как почтальона и человека.
Так что дело было закрыто. И все довольные (кроме кота Матроскина) разошлись по домам. А кот Матроскин ворчал: – Эх я, растяпа. Надо было мне с этого «БОЛЬШОЙ ДУШИ ЧЕЛОВЕКА» еще деньги на судебные издержки потребовать и на ремонт забора. Учить надо их, этих монополистов!
КАК В ПРОСТОКВАШИНО
ФОРМИРОВАЛСЯ КАЗАЧИЙ ПОЛК
(Глава девятая. Ложно-патриотическая)
Однажды пес Шарик пришел к Матроскину и к дяде Федору на кухню в большом возбуждении:
– Вы знаете, кого сейчас больше всех у нас в стране уважают? Я в газете прочитал «Московский балаболец».
– Кого?
– Казаков, вот кого!
– Каких казаков? – спрашивает Матроскин.
– Таких казаков! Казачьих казаков! Которые с лампасами, – говорит Шарик.
– Почему ты так решил?
– Да потому, что в Москве скоро будет памятник поставлен казакам-освободителям. Тем, которые революционных рабочих разгоняли.
– Им будет памятник поставлен за то, что они рабочих разгоняли? – поразился Печкин.
Он тоже на кухне с Матроскиным чай пил.
– Ну да. Они же против царя бунтовали. Вот казаки и гоняли их с утра до вечера. – Плохо они их гоняли, – ворчит Матроскин. – Гоняли бы они их хорошо, никакой бы революции не было. И советской власти тоже. Тут Печкин взвился: – А чем тебе советская власть помешала? Она же тебе дураку все дала. Если бы не советская власть, мы бы с тобой, Матроскин, как личности одной формации, полы бы мыли или рвы копали. Или бы свиней пасли. – С чего это ты взял, что мы бы с тобой полы мыли, – обиделся Матроскин. – Ты бы, Печкин, может быть, и мыл полы. Только ты бы мои полы мыл. И свиней бы ты моих пас. – Ладно, ладно, – успокоил их Шарик. – Только казаки сейчас в полном порядке, а мы время теряем. – Что же ты предлагаешь? – спрашивает кот. – Предлагаю полк казачий сформировать в нашей станице Простоквашинской.
– Да зачем? – спрашивает Печкин. – Да затем, – кричит Шарик, – что можно вооружиться и с мафией бороться! Можно начальство учить уму-разуму! Можно милиционера Люськина с позором из деревни выгнать! Можно налогового инспектора Кукушкина на площади выпороть! – Хорошие мысли, – говорит Печкин. – Меня они убеждают. И так он барственно, по-казацки, стал дрова в печку подбрасывать. – А меня нет, – говорит Матроскин, – и прошу оставить меня в покое, гражданин Шарик. – Я теперь не гражданин Шарик, я теперь есаул Шарый, – говорит пес. Он даже запел для убедительности: – Есаул, есаул, что ж ты бросил коня… – А я – станичный атаман Печкин! – обрадовался почтальон Печкин. – Дайте мне шашку острую и коня! Я буду почту верхом развозить. Тут Матроскин схватил половник и замахнулся на них обоих: – А я, как революционный матрос Котенко, говорю вам: а ну пошли с нашей кухни! А не то я этим вот половником головы вам быстро поотрубаю. Оба нью-казака Шарик и Печкин сразу с кухни ускакали. Как известно, с революционными матросами во все времена шутки были плохи.
Так революционный матрос Матроскин завалил всю станичную вольницу. И не стала деревня Простоквашино станицей Простоквашинской. Дядя Федор потом спросил. – Матроскин, почему же ты не дал казакам образоваться? Это же так романтично. – А потому что сначала казаки – это очень прогрессивно, – ответил Матроскин – А потом все по-другому оборачивается. – Это как по другому? – А так. Наш Шарик сейчас – Шарик как Шарик. А как только он нагайку в лапы возьмет, он сразу другим сделается. Он сразу один нехороший лозунг выбросит. – Какой нехороший? – А такой «Бей котов, спасай Россию». И дядя Федор сразу его понял.