общественного выбора знаменитый парадокс – парадокс участия в голосовании. Непонятно, зачем избиратель ходит на выборы. Потому что если в стране, к примеру, несколько десятков миллионов избирателей, то очевидным образом один голос не сильно влияет на результат, то есть исчезающе мало влияет. И, тем не менее, почему-то ходят. А ответ, знаете, какой на парадокс участия в выборах? Люди ведь на спортивные матчи ходят, вообще только криком влияя на результат матча. Но если люди подозревают, что матч договорной, и повлиять на результат вообще нельзя, то они перестают ходить на матчи. Оказывается, человек не рассматривает свое участие в выборах как издержки, он рассматривает это как результат, но при одном условии – если неизвестен результат, если он рождается у него на глазах. По теории общественного выбора (теории Бьюкенена-Таллока) получается, что на уровне конституционного пакта решается вопрос  о правах, о структуре государства и способе принятия решений. А каждый раз в политическом цикле заново могут решаться вопросы: сколько общественных благ производить, платные или бесплатные, что там с образованием, здравоохранением и т.д. 

Теперь хорошо бы понять, как эта схема реально работает в России. И здесь два очень разных автора – Кирилл Рогов и Глеб Павловский – нарисовали, по-моему, очень яркую картинку. Исходный пункт: приватизация и демократизация, радикально проведенные изменения в правах. При этих переходах, однако, не достигается тот результат, который объявлялся. Потому что нужно довольно много институтов для того, что бы частная собственность, например, работала как частная собственность. Ну, к примеру, судебная система, система судебного исполнения, регистрации собственности, кадастр и так далее, и так далее. Или что б демократия работала как демократия, – начиная с того, что налоговая система должна быть другой. Пошли ли по пути создания таких институтов? В России – нет. Не знаю как в Украине. У меня ощущение, что в Украине тоже не очень. А что в этом случае происходит? Человек, который получил много собственности, тем самым получает много власти. Если у вас нет институтов, то вместе с большим куском собственности, некто получает большой кусок власти. И ровно это не принимается на сегодня. Нелегитимность собственности стоит, по мнению Кирилла Рогова на том, что люди не согласны не с тем, как движется собственность, а с тем, что неравномерно распределено участие в  принятии решений в области политики. 

Если нет институтов, то как расшивается эта проблема? Ну, если образовались бароны, то дальше варианта два: либо эти бароны пытаются договориться, либо Глеб Павловский напомнил о неудачных попытках 2003 года с проектом нового общественного договора. После начала дела ЮКОСа и до ареста Ходорковского ряд людей (и я в их числе) пытались найти решение этого вопроса путем создания компенсационной системы: выплаты компенсационного налога, но не через бюджет, как это было реализовано у вас при «оранжевом» правительстве, а через создание контролируемых некоммерческим сектором социальных фондов. Я не знаю, помнят ли  ваши сограждане о том, что у вас была реприватизация крупного предприятия, получены деньги в бюджет. Привело ли это к признанию легитимности собственности? На мой взгляд – нет. Не должно было бы. Кстати, сейчас Александр Лебедев, один из богатых людей в России, выступил снова с этой идеей. Мне нравится, что он повторяет нашу формулу 2003 года о том, что нужно найти такое решение, чтобы овцы были сыты, а волки целы, но Александр Евгеньевич Лебедев предлагает иное, как мне кажется, довольно остроумное решение – произвести эту компенсацию расширением участия населения в акциях. Но вернемся в 2003 год. 

Глеб Павловский утверждает, что фактически олигархам предлагали формулу «свобода в обмен на налоги». Но в этот момент президент Путин предложил им более интересную, более «вкусную» формулу решения вопроса: «одним миллиардером меньше в обмен на твое превращение в миллиардера». Обещание было выполнено – они все стали миллиардерами. В течение нескольких лет нефтяного бума те, кто в октябре-ноябре 2003 отказался от защиты Ходорковского, из мультимиллионеров (тоже не снизу, не из нищих) превратились в миллиардеров. По Рогову, это фактически означает, что баронам была предложена вассальная система: мы вам покровительствуем, мы защищаем вас от населения, но мы раздаем ярлыки как на экономическое положение, так и на политическое. И фактически возникла вассальная система, где правила могут меняться и все время меняются. И там может быть приватизация, демонополизация; но, по словам Павловского, поскольку правила власть меняет произвольно, то все равно предметом договоренности является изъятия из правил, привилегии, специфика положения данного человека, то есть это все время раздача ярлыков. В итоге в этой системе предсказуемость не может быть в принципе, совсем. 

И из-за этого, об этом пишут очень многие авторы, сформировалась устойчивая, но явно неэффективная система, неэффективная по одному признаку: люди и деньги из России бегут. Поэтому, сколько бы по телевидению ни говорили о том, что нулевые годы дали определенные результаты, но пока «наши» успехи не конкурентоспособны с «их» неудачами. Это очень важно. Потому что, несомненно, в Европе экономическое положение ухудшилось и будет ухудшаться, но бегство капиталов и людей продолжается из России в Европу. И это самый верный признак того, что система неэффективна. 

Из дискусса можно понять, как эта система живет, как она движется, как она прошла через ряд политических циклов, какие у нее пределы подвижности. Об этом писали Булат Столяров и Арташес Газарян, Глеб Павловский и многие другие о том, как по годам менялась эта система. Во-первых, в России через политические циклы, видно, прошли маятниковые движения, которые были и в вашей стране и в других транзитных обществах. В начале в России возникла сильная децентрализация по формуле Ельцина «берите суверенитета, сколько унесете», которая отражала крайнюю слабость государства и размен поддержки преобразований на передвижки власти в регионы. Глубокая децентрализация произошла, и потом маятник должен был двинуться в другую сторону. В России в 2000 году была объявлена формула общественного договора в программе Грефа, то есть в программе реформ первого путинского срока: «налоги в обмен на порядок». Слово «порядок» в 2000 году приобрело необычайно высокий ранг, потому что уход от этой децентрализации устранял барьеры между областями, которые, фактически, таможнями отгораживали свои бизнесы от не своих, губернаторские от негубернаторских и прочее и прочее. Но