пойти к ней, поговорить, поделиться с нею своим горем. Но он подавил это желание. Ведь она изменила ему, и он поклялся наказать ее… Его хлестнуло воспоминание о той ночи, когда в соседней комнате родился Ксавье. Он вздрогнул, передернул плечами и пошел в свою открытую спальню, где возле его постели уже была зажжена лампа.
Он достал из-под подушки четки и опустился на колени возле кровати. Стоя на коленях, он читал молитвы, перебирая четки, возведя глаза к потолку, беззвучно шевеля губами. Потом он лег, но тотчас снова поднялся. Впервые за последние пятьдесят лет он забыл о револьвере! Он прошел в будуар, достал из ящика револьвер и сунул его под подушку.
Он выключил свет и лежал в темноте, мысль его беспорядочно перескакивала с одного на другое. Сердце билось слабо и неровно. Вдруг он вспомнил о Мэри и ощутил острую жалость к самому себе. Это они отняли у него дочь! Коммунисты! Но Мензис и Католическое действие прикончат их — засадят за решетку, перебьют! Он даст Католическому действию еще пятьдесят тысяч фунтов на борьбу с коммунистами!
Все его тело напряглось, сердце, казалось, перестало биться. Потом наконец он вытянулся в постели, раздавленный бесконечной усталостью.
В полусне ему почудилось, что внизу играют на рояле, потом донесся смех, и голос Мэри окликнул его. Он попытался встать, но не смог.
Наконец он заснул, и ему привиделось, что передним стоит констебль Броган, как когда-то перед «Торговлей чаем П. Каммина». Во сне он кинул Брогану золотой соверен. Броган поймал монету, но протянул ее обратно со словами: — К сожалению, у меня приказ. Я должен обыскать лавку и прикрыть ваше заведение. И ваша матушка будет этому рада.
Потом мать подошла к нему, говоря: — Прошу тебя, Джон… Ради меня, ради твоей матери. — Он протянул руку, но лицо ее стало тускнеть и постепенно растаяло в темноте.
Ночь была безлунная, мерцали яркие звезды. Осенний ветер шумел в ветвях угрюмых елей, которые с двух сторон ограждали открытую спальню. Джон Уэст спал неспокойно. Время от времени он ворочался и вскрикивал во сне.