- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (43) »
он ушёл, а я весь вечер тренировался: выигрывал сам у себя. Счет 20:0 в мою пользу.
12 августа
Всё то же.
13 августа
Всё то же. Теперь для интереса я ставлю на доску не только шашки, а каштаны. Их много на улице под деревьями.
14—18 августа
Всё то же. Я придумал новую игру — шашко-каштано-вышибалку:
25 августа
Опять пошёл дождь. Поездка откладывается. Папа говорит, что пора собираться домой, а то, чего доброго, опоздаю в школу...
Больше я в дневник ничего не записал. Потому что было не до того: ведь на следующий день я познакомился... Но расскажу по порядку: я до сих пор всё хорошо помню, хотя прошло полгода.
3
Утром папа работал. Шёл дождь. Я читал, потом играл в шашко-каштано-вышибалку. Каштаны выиграли со счётом 8:3. Потом папа собрался уходить. Он сказал, что сегодня у него особенно много дел: нужно со всеми попрощаться. Перед уходом он дал мне рубль, чтоб я поел внизу в буфете. Я немного ещё поиграл в вышибалку, прочёл две главы, постоял у окна. Вывеска была на месте. Стало темнеть, и я решил сходить в буфет. По лестнице я спустился на одной ноге и немного по перилам. Ну и что такого? Мне тоже «нужно больше двигаться», как говорят наши знакомые про Пери, потому что она толстая. В буфете я взял сосиски, кефир и две конфеты, но, когда полез за деньгами, рубля не было. — Ой, наверно, потерял по дороге! — сказал я буфетчице.— Пускай постоит, я сейчас приду. Я осмотрел всю лестницу, увидел пыль на половиках, два окурка и одну пуговицу, но денег не было. Я спустился ещё раз и сосчитал все ступеньки — ровно пятьдесят восемь. Денег не было. Мне сильней захотелось есть. Я вернулся в номер, прилёг на ковёр и, кажется, даже заплакал. Проснулся я оттого, что кто-то трогал меня за плечо. Сначала я решил, это сон: надо мной наклонился огромный усатый мужчина в папахе и в черкеске, а на поясе у него был кинжал. Настоящий, честное слово! — Что, кунак? — спросил мужчина. Он выпрямился и почти упёрся папахой в потолок. — Ничего,— сказал я. — Не болен? — Не болен. — А чего такой сердитый? — Ничего... Я деньги потерял. — Много? — Целый рубль. — Да-а,— сказал мужчина.—Это плохо. — Мне их папа дал. Чтоб я поужинал. — А где отец? — По делам ушёл. Мы ещё поговорили в таком же духе, он спросил, как меня зовут и что я здесь видел. — В кино два раза был, — сказал я. — А под Эльбрусом? — Нет. — На голубых озёрах?! — Нет. — В Чегемском ущелье?! — Нет. Папа очень занят. — Ну, хоть в Долинске?! — Нет. «Чего он пристал? — подумал я и даже отвернулся.— Кричит, как будто я сделал ему что-нибудь!» — Вот что, кунак,— собирайся! —это опять он крикнул. — Как? — не понял я. — Вах, какой непонятливый! Со мной пойдёшь! — И он положил руку на кинжал. Я вспомнил книжки, где похищали детей, а потом требовали у родителей огромный выкуп. Это и сейчас бывает. Например, в Америке. У нас я не слышал про такое: из моих знакомых никого не похищали. Но ведь могут в горах остаться разбойники? Увезут меня, а потом чем папа будет расплачиваться?! Я рассказываю долго, но все эти мысли промелькнули в моей голове за минуту... даже за полминуты. — Ты что же, оляги-биляги,— услышал я снова,— в тапочках пойдёшь? Надевай ботинки! Живо! — Я... не пойду,— сказал я. — Не пойдёшь? — крикнул мужчина и до половины выхватил кинжал из ножен.— Тогда я тебя... зарэжу! Он так и крикнул: «зарэжу», но тут же улыбнулся широко-широко, во всю папаху, и сказал нормальным голосом: — Очень прошу, пожалуйста, Саня, пойдём со мной, не пожалеешь. Дело одно есть. С этими словами он вышел за дверь и стал ждать, пока я завязывал шнурки на ботинках. Я завязывал бантиком и думал, какое у него дело ко мне. И так захотел узнать, что сразу забыл про разбойников. Мы пошли по коридору. За столиком, как всегда, сидела дежурная и читала журнал. — Шахмурза Сафар-Алиевич! — воскликнула дежурная, когда перестала читать и поглядела на нас.— Сколько лет, сколько зим! Я и не знала, что вы приехали! — Вчера в Париже, сегодня дома, — сказал тот, кого назвали таким именем.— Съездили хорошо... И пожалуйста, скажите этому молодому джигиту, что я не грабитель и не Карабас Барабас какой-нибудь, а то вот Саня... — Ничего не испугался,— сказал я.— Просто настроения не было. — Ну, вот и отлично! — сказал Шахмурза Сафар-Алиевич.—А то что за безобразие: иду — вижу, дверь не закрыта, на полу — мальчик. Думал, болен, а он, слава аллаху, здоров... Вперёд, Саня, без страха и сомнений! Сначала мы, конечно, как следует поели, а потом дядя Шахмурза повёл меня на концерт своего ансамбля — он ведь народный артист,— и я сидел в первом ряду. Только я всё время думал, что папа будет волноваться и рассердится. После концерта я вернулся в гостиницу с дядей Шахмурзой. Дежурная сказала, что звонил папа и она ему передала, с кем я ушёл. Он совсем не беспокоился, а сказал, что очень хорошо, потому что он уезжает выступать в селение Лескен и там, наверное, заночует. — Очень хорошо,—повторил дядя Шахмурза.—А мы с тобой тоже уедем. Сейчас... нет, лучше завтра утром. — Куда? — спросил я.— А как же папа? — В Верхний Чегем. Я давно к сестре собирался. Горы посмотришь — не издали, а рукой потрогаешь... Едем, кунак? И папу твоего возьмём, если приедет. Папа не приехал. Я долго лежал и слушал, как в темноте щёлкали на стенке электрические часы. Каждую минуту раздавалось — щёлк! — это перескакивала стрелка. Мне казалось: часы по правде шли — с каждым щелчком всё дальше, дальше. Вот они вышли из комнаты, пошли по коридору... и я уснул.4
Когда за мной пришёл дядя Шахмурза, я уже умылся. Только зубы не чистил. — Пиши записку,— сказала дядя Шахмурза и стал диктовать: — «Салам, дорогой отец! Уехал в горы со своим другом Шахмурзой, который передаёт тебе сердечный ас-салам. Скоро вернёмся. Твой сын». От себя я ещё дописал: «Не беспокойся, в школу я не опоздаю». — Так,— сказал дядя Шахмурза, когда мы поели и усаживались в машину с брезентовой крышей.— Теперь вперёд, без страха и сомнений! Познакомьтесь: это Саня, а это... — Эльбрус,— сказал шофёр. — Сначала в Долинск заедем,— сказал дядя Шахмурза.— Надо парню розы показать. Мы поехали. Слева от нас тянулся большой парк. — Там липовая аллея,— сказал Эльбрус— Как под крышей: дождь никогда не замочит. Я по ней часто хожу и думаю... — Стой! — закричал вдруг дядя Шахмурза таким голосом, как будто мы съезжали в пропасть. Эльбрус затормозил. — Вылезай! В парк пойдём, на башню! И дядя Шахмурза выскочил из машины. Я за ним.- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (43) »