Ну, вот с этой что прикажете делать? Она молчит. Чья она? Вы только посмотрите на нее — молчит как ни в чем не бывало. Но эта уже взрослая, эта уже обязана осознавать свои поступки. В этом возрасте люди обязаны отвечать за себя. Я устал с ними... Пусть их допрашивают в милиции...

— Иван Васильевич, позвольте мне забрать эту девочку и отвести прямо в милицию. Я думаю, что по дороге она мне все-таки кое-что расскажет. Я, знаете, опять готовлю подобную передачу, и хорошо бы несколько таких случаев снять скрытой камерой, а вам бы выступить... — спешно придумывала я, чтобы увести Олесю. — Как вы на это смотрите?

— Знаете, я как-то не любитель выступать... Давайте, Лидия Никитовна, кого-нибудь из продавцов...

— Полноте, полноте скромничать, Иван Васильевич, кому же как не вам и выступить... Я на днях зайду или позвоню. Это же великолепная идея — снять скрытой камерой!.. Я уж вас немного поэксплуатирую, хорошо?

— Ну, как же вам откажешь... Ну, никак... — засмеялся он.

— Спасибо, Иван Васильевич!

Я встала и крепко пожала руку директору лучшего магазина в нашем городе.

— Что ж, девочка, тебе придется идти со мной, — холодно оказала я Олесе.

Олеся, спокойно разглядывая покупателей, шла впереди, я за ней.

— ...А говорили — в милицию сдадут, — протянула тетка из очереди за колбасой. — И никакого стыда...

— Я бы свою на месте убила за такое, — сказала другая.

— А вот мой никогда себе такое не позволит, — уверенно заявила третья. — У моего все, все есть, и деньги даю...

— Это что же, мать ведет, что ли, ее?

— Вот тебе и интеллигенция...

Я молча взяла портфель, а Олеся, не оборачиваясь, замедлила шаг, поджидая меня.

— Меня посадят? — тихо спросила она, когда мы вышли из магазина.

— Не знаю, — ответила я.

— Со мной Инга. Она вон сидит... Если меня посадят, вы, пожалуйста, отведите ее домой, — голос Олеси пресекся при виде собаки.

Инга обрадовалась, стала рваться навстречу. Олеся присела к барьеру из труб и стала развязывать поводок. Собака, преданно поскуливая, норовила лизнуть хозяйку в лицо. Олеся выпрямилась, а Инга прижалась к ее ноге, чего-то ожидая, заглядывая ей в глаза.

— Ингоша, я ничего не принесла тебе, извини, — оказала Олеся и вынула из кармана брюк шоколадку, развернула обертку, отдала шоколадку собаке. — Может, поешь шоколадку?..

— Олеся, так у тебя были с собой деньги? — удивилась я.

— Да. Я купила сначала себе шоколадку, а больше денег не осталось. И я взяла сырок... Инге...

— Ты ее не кормила утром?

— Кормила.

— Но почему же ты не сходила домой за деньгами?

— Далеко.

— Как далеко? Два квартала — далеко?

— Не знаю. Мне показалось далеко...

— И ты... ты всегда так делаешь?

— Нет. Второй раз.

— И тот раз тоже не хотелось идти домой?

— Нет. Тогда деньги были. Просто мне не хотелось рыться в портфеле... Искать копейки...

— Олеся, я не понимаю — зачем ты это делала?

— Не знаю, — пожала плечами Олеся.

— Ну, что ж, пойдем домой, отведем Ингу, — как можно безразличнее сказала я.

— Хорошо, — сказала Олеся.

— А мама об этом знает?

— Наверное, нет. Она всегда приходит поздно.

— Но ты же знаешь, какая у нас с ней работа?

— Знаю. Тетя Лида, а в тюрьму нельзя взять с собой Ингу?

— Конечно, нет.

— Мне Ингу жалко — она будет без меня скучать.

— А мама? Разве мама не будет скучать?

— Наверно, тоже будет... «Бедная Ольга...» — подумала я.

— Олеся, разве в классе у тебя нет подруг? Ты всегда одна...

— Я не одна. Я с Ингой... В нашем классе есть, наверно, хорошие девочки, только... только мне с ними со всеми скучно.

— Почему?

— А! Тряпки, косметика, танцы... Сплетничают о мальчишках...

— А как ты относишься к тому... Ну, если девочки узнают про тебя?.. Что ты...

Олеся закусила губу, приостановилась.

— Пусть.

— Что пусть?

— Пусть узнают... Я же не украла, я просто взяла...

— Ты прекрасно понимаешь, что это не просто взяла. А если тебе захочется взять в магазине пальто или золотые часы? Или телевизор? Да и мало ли что тебе еще захочется...

— Пальто у меня есть. Часы тоже. И телевизор, — она улыбнулась на мою шутку.

— Но ведь и сырки в холодильнике, наверно, тоже есть?

— Лежат, — кивнула Олеся.

Мы подошли к дому. Поднялись на второй этаж. Олеся сняла с Инги ошейник и отперла дверь.

— Тетя Лида, что вам приготовить — кофе, чай?

— Чаю, Олеся.

— Сейчас поставлю чайник. Ингоша, пойдем со мной? — На мгновение она замялась, и мне показалось, что в глазах ее что-то прояснилось, ожило. Вот сейчас, сейчас она сядет в кресло, расплачется и все расскажет — что с ней происходит, о чем она думает, чем тревожится.

— Ты, кажется, что-то хотела спросить?

— Да. Мне... мне что-нибудь с собой брать?

Нет. Мне всего лишь показалось. Она просто безразлична ко всему, кроме собаки.

— А что бы ты хотела взять с собой?

— Не знаю. Наверное, кроме Инги — ничего...

Олеся ушла на кухню, а я вспомнила про черешню в портфеле, вынула кулек и отсыпала половину в вазу. Зашла на кухню, протянула Олесе вазу с черешней:

— Помой и угощайся.

— Спасибо, тетя Лида. Где вы их добыли?

— В овощном.

Олеся промыла черешню под краном, мы вернулись в ее комнату, и я села в кресло.

Странная девочка. Ни угрызений совести, ни беспокойства. Ничего. Совсем ничего. Как будто ничего не произошло, ничего не случилось... Я вглядывалась в нее, следила за каждым ее движением, ждала, что вдруг вздрогнет ее рука, сорвется голос... Но нет, Олеся была спокойна...

— А почему ты не позвонишь маме?

— Зачем? Она узнает и после. Можно оставить записку: «Я в милиции — украла в магазине сырок». Она прочтет и скажет: «Что за чушь?» Вы ведь знаете — она так и скажет... — Олеся присела на ковер к Инге.

Да. Она так и скажет. Ольга деловая женщина — она горит на работе. Она не любит тряпок — ходит вечно в одной и той же черной юбке и в черном свитере. Прическа у нее короткая, мужская. Она не любит возни на кухне, особенно мытья посуды. С мужчинами резка, насмешлива. Но сколько она от них ни отмахивается — они к ней в общем-то льнут. Но, насколько мне известно, в этом доме никто из них не оставался ни разу на ночь. Боже упаси, а что подумает Олеся! И что же? От Олеси откупились всем: ананасами, скрипкой, магнитофоном, книгами, собакой...

— Видишь ли, тебе сегодня же нужно обо всем рассказать в милиции. Просто обо всем. Иначе с каждым днем тебе все труднее и труднее будет жить. Я ведь понимаю, что не в сырках вовсе дело, но в чем именно — не знаю. А ты сама о себе знаешь все. Ты знаешь, кто ты и зачем живешь... И даже когда крадешь, то тоже знаешь, зачем крадешь... Ты девочка умная, ты все прекрасно понимаешь... Скажи, пожалуйста, тебе вот сейчас не хочется вернуться в магазин и снова взять