- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (35) »
Константин Константинович Сергиенко
Белый рондель
Повесть-легенда
Художник В. Сальников
Как неудобны эти новые пурпуэны[1]. Они расходятся ниже груди, как раз там, куда в непогоду проникает холод. Хоть я и завернулся в плащ, но всё ещё даёт себя знать весенняя простуда. — Так куда, ваша милость? — спросил возчик, откинув переднее оконце кареты. — На лучший постоялый двор. В скитаниях случается всякое, а странствую я всю жизнь. В наше время — а, напомню, теперь год 1625-й — жизнь стоит недорого. По всей Европе идёт война, тысячи гибнут, что уж говорить о странниках на опасных дорогах, да ещё тут, в Эстляндии, где власть переходит из рук в руки и порядка, разумеется, нет. Король шведский Густав-Адольф воюет с королём польским Сигизмундом, и, подъезжая к Дерпту, я совершенно не знал, на чьей нахожусь земле. Не знали этого и жители, не знал хозяин харчевни, в которой я остановился. А грабители, напавшие на харчевню, знать ничего не желали. Чудом я уцелел. Мне удалось ускакать на чьей-то лошади, которая, впрочем, довольно скоро пала. До Дерпта пришлось добираться пешком. Страже у ворот не пришлось беспокоиться, в город я проник через пролом в стене, который так и зиял с прошлого года. Хорошо ещё, возчик попался, в столь поздний час он тащился через пустынный город. — На лучший постоялый двор, — повторил я. — Да кто его знает, который лучший, — подумав, сказал возчик и с грохотом захлопнул окно. Лошади тронулись. Карету раскачивало, и хлюпала под колёсами грязь. Мокрый воздух тянул в щели, я всё плотнее кутался в плащ. Свист ветра и хлестание веток по кожаному верху кареты. Потом истошный крик, долго не замолкавший. В этом несчастном городе, горевшем и голодавшем, истоптанном копытами чужеземных коней, ничто уж не любо проезжим, и только я, влекомый неясным порывом, всё попадал и попадал сюда каждое лето. Слышу, как скачут мимо всадники, потом возвращаются, останавливают карету. Распахнута дверца, и пронзительный, не по-июньски холодный воздух ударяет в лицо. — Кто? — рявкает всадник. Из-под копыт переступающих лошадей брызгает грязь, и один комок достигает моей щеки. — Кто таков? Я отвечаю спокойно: — Путешественник. Молчание, бряцание оружия, сопение лошадей. — Чёрт побери! Какой путешественник? — С кем имею честь? — спросил я. В карету просовывается кончик копья и начинает шарить, задевая порванную обивку. Я хватаю наконечник и с силой толкаю копьё обратно. — А, проклятье! Вытаскивай его, Вильгельм! — Если кто сунется, стреляю в упор, — холодно говорю я и направляю в темноту пистолеты. Они переговариваются между собой, и я знаю, что таким обращением уже внушил к себе уважение. Мелкая птица не станет совать пистолеты в лицо ландскнехтам. — Городская стража, — говорит наконец кто-то из них. — Куда направляетесь? — В город Дерпт. — Вы уже в Дерпте. Эй, ты! — теперь они обращаются к возчику. — Кого везёшь? — Господина, — отвечает испуганный возчик. — Где ты его подобрал? — Да вот тут он и сел. Открыл дверцу и сам забрался. — А почему ты решил, что он господин? — Да кто ж станет лезть в карету? — А не ты ли это Кривой Антс со двора рыцаря Трампедаха? — Он самый, господин сержант. — Какого чёрта ездишь в потёмках? — Хозяин меня посылал отвезти. — Кого отвезти? — Да это уж так, его дело. — Смотри мне! А кого везёшь? — Да говорю, какого-то господина. — А кто тебе разрешил? Разве ты принадлежишь к гильдии возчиков? Хочешь деньги от хозяина утаить? — Ей-богу, господин сержант, он сам сел в карету! Разве господа спрашивают? — Сержант, — сказал я, — меня ограбили недалеко от города. Отняли лошадей и багаж. — Где же были ваши пистолеты? — спросил ухмыляясь сержант. — Пистолеты при мне. И не советую вам их беспокоить. — А может, вы шведский шпион? — сказал тот. — Вы сможете это проверить завтра, когда я высплюсь на постоялом дворе. — Какой, к чёрту, постоялый двор! Был один, Бахмана, да и там разруха. Вы разве не знаете, шведы идут! — Меня это не касается, я путешествую. Если нет постоялого двора, меня примут где угодно. Хотя бы у рыцаря Трампедаха. — Рыцарь Трампедах не примет первого встречного! — торжественно заявил сержант. — Поезжайте следом, — сказал я, — и вы увидите, примет ли меня славный рыцарь Трампедах. Карета тронулась, и всадники, чертыхаясь, поехали сзади. Боже, что стало с городом! Несёт гнилью то справа, то слева, и вполне возможно, что это лежит неубранный труп босяка. Черно на улицах, не горят масляные фонари. Я прильнул к стеклу кареты, пытаясь найти глазами контур епископского замка. Какое там! Хоть бы один огонёк мигнул на Домберге. Только в ратуше сумрачно светилось окно, и, когда мы проехали площадь, ещё одна группа всадников, блестя касками, посмотрела нам вслед. — Кого везут, Леман? — А вот узнаем, — ответил сержант. Карета въезжает во двор. Здесь беготня людей с фонарями, и наконец я разминаю ноги на посыпанной гравием дорожке. Распахиваются двери, выходит хозяин. Подвешенный на крюке фонарь освещает сцену; несмотря на июнь, сегодня тёмная ночь, и виной тому дождь. При свете масляного фонаря блеснули позументы моей одежды, я снял шляпу и поклонился. — Путешественник приветствует рыцаря. — И рыцарь приветствует путешественника. — Трампедах наклонил голову в ответ. Бледное лицо с рельефом морщин, чёрный, плотно облегающий колет, высокие сапоги. Сержант Леман во все глаза смотрел на богатый мой плащ, а когда я откинул полу, чуть ли не крякнул. Расшитый бисером пурпуэн с рядами блестящих пуговиц произвёл на него впечатление. — Почтенный рыцарь, обстоятельства привели меня к вашему дому. Я позволил себе сказать сержанту, что рыцарь Трампедах примет путешественника. — Гостеприимство закон ливонария, — строго сказал Трампедах. — Кто сомневался? Сержант кашлянул. Я поклонился ещё раз с возможной учтивостью. — Отец Больцагель шлёт вам привет, почтенный рыцарь. — В добром ли он здравии? — спросил Трампедах. — О да. Я видел его неделю назад в Вендене. — Прошу вас в мой скромный дом, почтенный путешественник, — сказал Трампедах. — Что нужно здесь страже? — Проводили господина, — объяснил Леман, — почитая своим долгом, и так
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (35) »