неизлечимой болезнью? – спросил Коберн.

В кабинете воцарилась мертвая тишина. Рэдфорд придвинул к себе внутренний телефонный аппарат и набрал номер.

– Срочно принесите в кабинет мистера Хиллмана его медицинскую карту, – приказал он, – а также попросите подняться сюда доктора Бака.

Доктор Бак был врачом ЦРУ, обслуживающим нескольких высокопоставленных лиц.

В ожидании прихода врача Рэдфорд поочередно выдвинул и проверил все ящики письменного стола, ничего не обнаружив.

Доктор Бак вошел в кабинет, держа под мышкой зеленую папку. Это был высокий худой человек с выдающимися вперед зубами, что придавало его лицу вид постоянно улыбающегося. Рэдфорд без предисловия спросил его:

– Чем был болен шеф?

Врач положил папку на край стола, поприветствовал присутствующих и сказал:

– У него была хроническая язва желудка. Последний приступ был три месяца назад.

Генерал Рэдфорд не хотел говорить о язве.

– Я имею в виду более серьезную болезнь, смертельную.

Доктор Бак покачал головой.

– Нет, я наблюдаю его давно. С этой язвой он мог прожить до ста лет.

В комнате снова воцарилось молчание. Все думали об одном и том же: что заставило одного из могущественнейших людей США покончить жизнь самоубийством? И думали они об этом не из альтруизма. Присутствующие в кабинете чиновники хорошо знали, что Фостер Хиллман владел всеми секретами, относящимися к безопасности США. Они должны быть абсолютно уверены в том, что его смерть не имеет отношения к его профессии.

Когда доктор Бак уже собирался удалиться, Дэвид Уайз, директор Планового отдела ЦРУ, спросил его:

– А как насчет психических отклонений?

Вместо доктора ответил генерал Рэдфорд:

– Мы работали с ним бок о бок, и я ежедневно видел его. Он так же здоров, как и я.

Рэдфорд бросил на Уайза такой злобный взгляд, что тот предпочел удовлетвориться ответом и не подвергать дальнейшему сомнению умственные способности своего покойного шефа.

– Ну, что ж, – мрачно заключил Джеймс Коберн. – Остается сообщить прессе, что шеф ЦРУ покончил жизнь самоубийством по неизвестным и непонятным причинам и что мы подыскиваем ему замену.

Генерал Рэдфорд подпрыгнул в кресле, как боксер, получивший сильный удар, и выплюнул кончик сигары.

– Пресса… но это невозможно…

Глава Национальной Безопасности иронично спросил:

– А вы предлагаете тайком похоронить его в саду, не поставив никого в известность, и так же тихо заменить его? Вы помешались на секретности. Но мы живем в демократической стране, черт побери! Мы не можем утаить подобную смерть…

Атмосфера была накалена, и нервное напряжение достигло предела.

– Кому известно о самоубийстве? – спросил Рэдфорд.

– Всего–навсего какой–нибудь тысяче человек, – вздохнул Дэвид Уайз. – В ЦРУ только о нем и говорят.

– Предупредите всех директоров отделов. До особого распоряжения персоналу ЦРУ запрещается распространять сведения о смерти Фостера Хиллмана. Сверхсекретная информация. Немедленно взять с охранников караульной службы клятву о неразглашении. Мы просим доктора Бака приступить к вскрытию.

Джеймс Коберн вздрогнул:

– К вскрытию? Вы что, сомневаетесь в причине смерти?

Генерал Рэдфорд пожал плечами.

– Я хочу знать, не принял ли он перед тем, что совершил, какое–нибудь наркотическое средство. Кроме того, это поможет нам выиграть время.

Коберн с удивлением посмотрел на генерала.

– Вы на самом деле не хотите предавать гласности смерть Хиллмана?

– Нет.

Генералу Рэдфорду с большим трудом удавалось сохранять внешнее спокойствие.

– Кроме того, я хочу, чтобы вы все очистили кабинет и не мешали мне работать. Я хочу и буду знать, почему Фостер Хиллман так поступил.

Раздался телефонный звонок, и Рэдфорд снял трубку. Он несколько секунд молча слушал, затем сказал: «Нам еще ничего не известно. Я перезвоню вам».

– Звонили из Белого Дома, – прокомментировал он. – Президент очень обеспокоен смертью Хиллмана. Назавтра у них была назначена конференция по Индонезии. Я буду держать вас в курсе дела.

Участники импровизированного совещания встали и один за другим вышли из кабинета.

Специалисты уже заменили сломанный замок.

Оставшись один, Рэдфорд подошел к окну и закрыл его. После этого включил кондиционер на полную мощность, чтобы очистить воздух от табачного дыма, и набрал по телефону номер своего кабинета.

– Мэрви, – попросил он, – пусть сюда поднимутся Френсис Пауэр и Донован с делом господина Хиллмана.

Нед Донован возглавлял Службу Безопасности внутри ЦРУ. В его отделе имелись личные дела всех сотрудников ЦРУ. Он работал в тесной связи с ФБР и благодаря высокой эффективности его работы в ЦРУ очень редко просачивались подозрительные люди. Френсис Пауэр был правой рукой Фостера Хиллмана в течение шести лет. Сейчас он работал в Плановом отделе под начальством Дэвида Уайза. Нед Донован появился первым. Лицо его было встревоженным. В очках без оправы он походил больше на бухгалтера, чем на агента ЦРУ. Они молча пожали друг другу руки, и Нед с глубоким вздохом опустился в кресло.

– Прежде всего, – начал Рэдфорд, протягивая ему связку ключей, – отправьте двоих людей произвести обыск в квартире Фостера Хиллмана. Пусть все тщательно проверят.

– О'кей, – сказал Донован, положив ключи в карман. Рэдфорд глубоко вздохнул.

– Вам известно не меньше, чем мне. Это – грязная история, возможно, одна из самых грязных, которые мы пережили, но мы не должны поддаваться эмоциям. У вас есть что–нибудь на Хиллмана? Вы принесли его дело?

Нед Донован показал пальцем на пепел, собранный в пластиковый пакет.

– Вот его дело.

– Что?! – Рэдфорд в ужасе переводил взгляд с пакета на Донована. – Вы хотите сказать, что он сжег свое личное дело, которое находится в Службе Безопасности?

Донован заерзал в кресле.

– Это – бесспорный факт, который я только что обнаружил. Хиллман был в Отделе в то время, когда я находился в кафетерии. Моя секретарша позволила ему заглянуть в каталожный ящик, потому что ему было необходимо ознакомиться с одним делом. Он не стал уточнять, что речь идет о его деле, и забрал его в кабинет. Однако не будем делать поспешных выводов, – добавил Донован, глядя на генерала.

Рэдфорд страдал, словно его обвинили в измене. Он покачал головой и сказал:

– Нед, вы – славный парень, но в настоящий момент мы не имеем права быть славными парнями. Фостер Хиллман покончил с собой три часа назад. Без всяких видимых причин. Он находился в здравом уме. Опыт показывает, что в нашей профессии не бывает безвыходных