вклад в мировой кинематограф» – чествовали Джона Малковича, а во втором – с помощью специальной статуэтки «Верю!», осенённой великим именем К.С. Станиславского (задумку эту следует по справедливости обозначить в качестве блистательного ноу-хау Н.С. Михалкова по привлечению зарубежных экранных кумиров в Москву; попробуй не получить такое), – воздавали должное замечательной британской актрисе Хелен Миррен, кроме всего прочего, русской по корням.

Идём дальше. Зрительская активность. Она, как отрапортовал президент фестиваля в ходе заключительного его мероприятия, по сравнению с прошлым годом как раз возросла. На десять тысяч зрителей. Что, стало быть, должно внушать всем позитивные настроения, надежду и всё такое… Однако кто-то из въедливых кинокритиков уже не поленился подсчитать: если разделить озвученную Михалковым цифру в 60 тыс. зрителей на общее число фестивальных сеансов, а их – опять же по официальной информации – было проведено 488, то мы в итоге получаем весьма и весьма скромное среднестатистическое присутствие публики на показах ММКФ. Кроме того, осталось непонятным, вошли ли в общий «зрительский вал» те с точностью до единицы сосчитанные президентом 7138 аккредитованных гостей и прессы. Если да, то с учётом как минимум трёх-четырёх посещений фестивальных показов (на деле их у подавляющего большинства было, разумеется, на порядок больше) со стороны каждого из них мы приходим к совсем уже невыразительным в цифровом выражении показателям интереса «простых любителей кино» к «главному событию года».

Да, на фестивале порой возникала непременно обязательная для него атмосфера лёгкого ажиотажа – но благодаря чему? Вот, скажем, практически никаких шансов не было попасть (в том числе и вышеупомянутым семи с гаком тысячам персон с аккредитационными бейджами на груди) на единственную демонстрацию последнего творения Ларса фон Триера «Меланхолия» – ещё накануне, с самого утра дня, предшествовавшего объявленному сеансу, на двери билетной службы на сей счёт было вывешено соответствующее объявление-отлуп. Ясно, что места на сию статусную акцию были заранее распределены между представителями кинематографического бомонда, многочисленными спонсорами фестиваля, а также друзьями и родственниками его непосредственных организаторов. Но, как говорится, не очень-то и хотелось. Очередной шедевр – как характеризуют его немногие видевшие пока счастливчики – от датского возмутителя спокойствия уже на этой неделе преспокойнейшим образом выходит в российский прокат и сможет удовлетворить (или опровергнуть) все связанные с ним чаяния без всякой суеты за сравнительно небольшую (если отправиться в кинотеатр пораньше) плату.

А вот на тех картинах, которым какая бы то ни было прокатная судьба на широких экранах нашего Отечества, скорее всего, не грозит (имея некоторое представление об особенностях современного российского кинодела, об этом можно судить с громадной долей вероятности), по ходу фестиваля аншлага, напротив, не наблюдалось. Так, ставшая в конечном итоге главным триумфатором 33-го Московского международного испанская лента «Волны», будучи продемонстрированной в том же, что и «Меланхолия», главном, полуторатысячном зале «Октября», привлекла совсем незначительное внимание – сужу как очевидец: лишь процентов 15, от силы 20 кресел на этом сеансе оказались заполненными.

И здесь самое время вернуться к вопросу, вынесенному в самое начало настоящей статьи, некоторым образом его переформулировав. А именно: кому нужен ММКФ в том виде, в котором он пребывает сегодня? Ответ, кажется, также достаточно очевиден. Он нужен прежде всего Михалкову и его команде, год от года предпринимающей поистине героические усилия (о чём нам всякий раз недвусмысленно дают понять), чтобы собрать более или менее убедительную конкурсную программу, чтобы осенить смотр присутствием хоть каких-то кинематографических персон всемирного масштаба (чего ради выдающийся режиссёр и видный общественный деятель взвалил на себя эту обузу, понятно не до конца, но следует со всей очевидностью признать: если уж у Никиты Сергеевича, с его международным авторитетом, процесс организации выходит пока не самым блистательным образом, то вряд ли кто-то другой смог бы сделать сие лучше).

Фестиваль, конечно же, нужен нашим кинокритикам, в особенности тем из них, кто не имеет возможности разъезжать по каннам да венециям: на протяжении десяти прекрасных летних дней они имеют счастливую возможность почувствовать, чем живёт и как дышит – непосредственно сегодня – мировой и в первую очередь европейский кинопроцесс, а не только голливудское образцово-показательное хозяйство и наш родимый по большому счёту умирающий совхоз. И потому, мучительно разрываясь между долгом и чувством, они, терзаемые ощущением профессиональной вины, то и дело выбирают второе и отдают предпочтение многочисленным внеконкурсным программам (в рамках которых в этом году помимо «Меланхолии», что называется, было что посмотреть) перед фильмами основного конкурса.

Но ещё более, нежели «профессиональным зрителям», Московский фестиваль нужен, можно даже сказать, жизненно необходим сравнительно небольшому племени истинных столичных киноманов. Эти в хорошем смысле слова безумцы ежегодно отдают себя ММКФ до остатка – разжившись каким-то только им одним ведомым способом вожделенными карточками аккредитации либо же используя иные ноу-хау-методы проникновения на фестивальные просмотры, они целыми днями курсируют по Новому Арбату от «Октября» до «Художественного», где проходят пресс-показы, пугая прочих добропорядочных граждан своим всклокоченным после трёх-четырёх сеансов подряд видом и оглашая воздух выкриками «Херцог!», «Пекинпа!» или «Бела Тарр – тоже голова!» (мы упомянули фамилии тех уникальных мастеров кинорежиссуры, чьи ретроспективы прошли в рамках 33-го ММКФ и пользовались, естественно, повышенным зрительским вниманием).

Вот если ради кого и проводить, несмотря ни на что, невзирая на все тяготы и абсолютную, как это теперь уже совершенно ясно, недостижимость в обозримом будущем чаемого «европейского уровня», традиционный московский смотр, то именно ради этой категории фестивальной публики (мы никоим образом не иронизируем!). Именно они в первую очередь – наряду с двумя другими вышеозначенными «фокус-группами» – придают Московскому международному в современном его состоянии смысл, содержание. Именно они формируют его атмосферу, всё ж таки пока в значительной степени кинематографическую, не переродившуюся окончательно в пряный «высокосветский» аромат. Наконец, именно эти люди являют