автор двух произведений, смею думать, не лишенных достоинств. Одно из них — Безупречный рулевой, инкварто, Картахена, 1810; другое — меморий о железных канатах. Посылаю Вам экземпляр того и другого.

Остаюсь, милостивый государь, Вашим

преданнейшим и покорнейшим слугой

Дьего Кастаньедой.

Письмо второе

Милостивый государь,

Мне пятнадцать с половиной лет, а маменька не позволяет мне читать романы и романтические драмы. Словом, мне запрещено все страшное и занимательное. Говорят, что это загрязняет воображение молодой девушки. Я этому не верю, а так как папенькина библиотека всегда для меня открыта, я всласть начиталась всяких таких историй. Вы не можете себе представить, какое удовольствие читать ночью, в постели, запрещенную книгу. К несчастью, библиотеку папеньки я всю прочла и не знаю, что теперь мне делать. Не могли бы Вы, милостивый государь, автор таких прекрасных книг, написать для меня маленькую драму или небольшой роман, только очень мрачный, очень страшный, чтоб было побольше преступлений, а любовь чтоб во вкусе лорда Байрона? Я была бы Вам как нельзя более обязана. Обещаю расхвалить Вас всем моим подругам.

Остаюсь, милостивый государь, Ваша и пр.

З. О.

P. S. Лучше, если конец будет несчастный, а главное, чтобы героиня погибла ужасной смертью.

P. P. S. Если Вам все равно, назовите героя Альфонсом. Это такое прелестное имя!

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Дон Хосе де Карвахаль.

Донья Агустина, его жена.

Донья Каталина, его дочь.

Дон Алонсо де Пиментель, возлюбленный доньи Каталины.

Кацик^[8] Гуасим6о.

Инголь, его сын.

Духовник дона Хосе.

Муньос, старый пират.

Испанцы, индейцы, негры и др.

Действие происходит в малонаселенной провинции королевства Новой Гранады в 16... году.

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Гостиная. На переднем плане стол; на нем подсвечники и поднос с сервировкой для матэ, иначе — парагвайского чая^[9].

Дон Хосе де Карвахаль, донья Агустина, донья Каталина, Муньос, рабы, негры.

Дон Хосе (Муньосу). Потом?

Муньос. Потом, ваша светлость, видя, что и этим не заставишь его говорить, я еще три раза подкрутил веревку.

Донья Каталина (зажимает уши). Опять!

Дон Хосе (Муньосу). И негодяй все-таки ничего не сказал?

Муньос. Уж как я его ни...

Донья Каталина. Ах! Да что вы все о пытках!.. Муньос, замолчите!

Дон Хосе. Ого! Вы, сударыня, что ли, здесь хозяйка?.. Я без твоего согласия уж и спросить не могу, гадкая девчонка? (Берет ее за подбородок.)

Донья Каталина (встает). Можете говорить сколько угодно про ваши пытки, а я ухожу.

Дон Хосе. Нет, останься...

Донья Агустина. Друг мой! Каталина все же...

Дон Хосе. Как! Вы опять становитесь между мной и дочерью?.. Каталина, останься, я так хочу. Нельзя быть такой чувствительной. Подумаешь... из-за какого-то негра... (Неграм.) Не пускайте ее. Я хочу, чтобы ты осталась здесь. Ну и характер!

Донья Каталина бросается к двери, но негры преграждают ей путь; тогда она отходит в противоположный конец сцены и садится, сложив руки.

(В сторону.) Я люблю ее такой, когда она краснеет от гнева! Грудь волнуется! А глаза! Они полны ярости. Она красива, как молодая тигрица... Итак, Муньос, ты говоришь...

Во время разговора Хосе с Муньосом донья Каталина громко читает Ave Maria.

Муньос. Я добивался от него, кто был сообщником, — ведь не под силу же ему одному отравить двенадцать негров. Однако он стиснул зубы, как дохлая ящерица, и — ни слова.

Дон Хосе (глядя на дочь) Что за головка! (Муньосу.) Видно, ты пожалел его, Муньос, ты слишком мягок.

Муньос. Клянусь телом Христовым, вы несправедливы, ваша светлость. Я сделал все, что мог; мне больше нечего вам сказать. Не виноват я, что у негра кожа грубей, чем у каймана.

Дон Хосе (глядя на дочь, тихо). До чего красива! (Муньосу.) Дальше!

Муньос. Дальше, ваша светлость, ничего не добившись, я бросил его в темницу, а на ноги надел ему тяжеленные колодки^[10]; хотите — мы завтра его живехоньким сожжем, прямо перед домом... Отравителей всегда сжигают... А хотите...

Дон Хосе (рассеянно). Хорошо, Муньос... но...

Муньос. Слушаю, ваша светлость...

Дон Хосе (донье Агустине). Подите к дочке, сударыня; не люблю, когда около меня трутся шпионы. Уйдите от нас! (Муньосу, тихо.) Что же ты молчишь о доне Алонсо де Пиментеле? Как он принял мой отказ? Твои фискалы что-нибудь узнали?

Муньос. Ваша светлость! Я вам расскажу все, что знаю. Во-первых, он сказал одному из слуг: «Мартин! (Так его зовут.) Ты храбр? Ты мне скоро понадобишься». По-моему, это означает...

Дон Хосе. В твоих замечаниях я не нуждаюсь. Дальше?

Муньос. Иезуиту, что к нему приставлен, — вы знаете его, — он сказал: «Дон Хосе де Карвахаль отказал мне, но его дочь, чего бы это ни стоило, будет моей».

Дон Хосе. Увидим.

Муньос. С тех пор дон Алонсо зачастил к старому кацику Гуасимбо; он охотится в наших местах — и всегда вместе с этим балбесом Инголем, сынком кацика.

Дон Хосе. В наших местах?

Муньос. Да, ваша светлость, вокруг вашего дома. Индейцы так здесь и рыскают днем и ночью. Похоже, длину стен измеряют. Не дальше как вчера встречаю Инголя, гляжу — метку на копье делает. Стоит возле стены; как пить дать — измерил. Так бы из пищали и запалил в негодяя.

Дон Хосе (после паузы). Так!.. Хорошо... Это мне и нужно... Можешь идти. (Зовет.) Муньос!

Муньос (возвращается). Слушаю, ваша светлость.

Дон Хосе. Муньос! Так продолжаться дольше не может.

Муньос. Нет, ваша светлость!

Дон Хосе. И я рассчитываю на тебя, Муньос.

Муньос. Да, ваша светлость.

Дон Хосе. Мне нужно знать, когда он пойдет к своему другу кацику.

Муньос. Узнáю.

Дон Хосе. На Тукамбской дороге между скал есть ущелье, кругом —— частый кустарник...

Муньос. Да, ваша светлость! Я это место давно заприметил, не раз говорил себе: «Эх! Залечь бы здесь с хорошей пищалью...»

Дон Хосе. Ладно... Завтра увидим. Иди!

Муньос уходит.

Донья Каталина (видя, что он уходит). Наконец!

Дон Хосе (зовет). Каталина!

Донья Агустина. Отец зовет.

Дон Хосе. Каталина!

Донья Агустина (дочери, тихо). Иди скорей, не раздражай его.

Дон Хосе (встает). Подойдешь ты наконец? Чего надулась?

Донья Каталина. Что вам угодно?

Дон Хосе (передразнивает ее). Что вам угодно?.. Брось ты свой трагический вид! Сядь лучше за стол! Ну, дитя, мир! Дай ручку. Рассуди сама, разве я не вправе наказать негодяя, отравившего