пошевельнуться, но был в полном сознании.

– Сынок, – сказал он слабым голосом. – Как хорошо, что ты… здесь!

– Что с тобой, па? – спросил, не слыша своего голоса, Вальдемар.

– Инфаркт миокарда, – сказали сзади бесстрастным голосом. – Третий по счету. Давление продолжает падать…

– Что же вы стоите?! – бешено взревел Вальдемар, хотя суета у ложа отца продолжалась.

– Послушайте, молодой человек, – начал было человек в белом халате, но отец не дал ему договорить.

– Валя, скажи им… чтобы оставили нас с тобой… вдвоем, – с трудом проговорил он. – Это важно…

– Вы нуждаетесь в немедленной госпитализации, – подскочил откуда-то сбоку кибер.

– Папа, – с отчаянием сказал Вальдемар. – Может быть, не надо? Все будет хорошо, только послушайся их, пап! А?

– Нет, – сказал отец. – Мне… тебе… пару слов… обязательно…

Мать беззвучно рыдала, не в силах вымолвить ни слова.

– Ладно,-сказал Вальдемар и слепо огляделся. – Оставьте нас… На две минуты, не больше. Я обещаю…

– Но… – начал врач.

– Скорее! – прорычал Вальдемар, а в голове его прыгало: "Что я делаю?.. Если что – никогда себе не прощу!..".

Он думал, что труднее всех будет уговорить мать, но она сразу встала и, держась неестественно прямо, первой вышла из комнаты.

Когда они остались вдвоем, отец вдруг попытался сесть. Каким-то образом ему стало лучше. Вальдемар запротестовал, и в конце концов они сошлись на том, чтобы, подняв повыше подушку, придать отцу полусидячее положение.

– Я посмотрел свою хронику, Валя, – собрав силы, сказал отец. – Еще раз спасибо тебе за все, только… Только так нельзя было!.. Зачем ты превратил мою жизнь в какой-то художественный фильм? Я-то думал, это действительно моя жизнь, а оказалось… Это все – не мое, пойми, сынок!.. Ведь не так же все было, совсем не так!

Вальдемар растерялся.

– Что ты, па? – забормотал он. – Я ведь хотел как лучше… Зачем тебе- как было?.. И потом – ты же сам мне рассказывал все именно так, как я сделал… Значит, ты хотел, чтобы было так?!

– Эх, сынок, – вздохнул отец. – Да мало ли что рассказывают и что хотят люди! Жизнь-то уже прожита, и ее не изменить, не переписать начисто… Ты пойми, ведь весь ваш труд направлен именно на то, чтобы сохранить истину. Чтобы дать людям возможность посмотреть на себя со стороны и увидеть себя такими, как есть. Ваша Система – это же огромное зеркало для всего человечества, Валя, а зеркало не должно быть кривым, даже если оно и облагораживает, делает лучше отображение!

– Не согласен с тобой, па, – сказал Вальдемар. "Что я делаю? К чему весь этот спор- сейчас?", мелькнула у него мысль и исчезла. – А как же искусство? Для чего оно потребовалось человечеству, как не для того, чтобы попытаться изменить действительность? Как еще можно изменить окружающий мир, если он тебя не удовлетворяет, как? Скажи!.. Вот ты говоришь – истина… Да, согласен с тобой, она нужна людям. Но в официальном, что ли, историческом плане! А мы-то имеем дело с конкретными, живыми людьми, которые… которым перед концом своим, может быть, важно удостовериться, что прожили жизнь так, как надо!..

– А как надо жить?- тут же осведомился отец. – Как? Получается, что чья-то жизнь – настоящая, а чья-то – нет? Так, по-твоему?

Эти вопросы поставили Вальдемара в тупик, и он тут же вспомнил, в каком состоянии находится Арбо-старший.

– Ну ладно, па, – примирительно сказал он. – Давай не будем больше спорить, хорошо?.. Извини, если у меня что-то получилось не так с этой затеей. Наверное, я все-таки был не прав, но откуда я знал?..

– Нет, погоди, – упрямо сказал отец и закашлялся. – Я хотел, чтобы ты понял, сынок, и учел на будущее…

Внезапная мысль оглушила Вальдемара.

– Постой, пап… Ты что же – из-за этого ролика так разволновался?.. Это как же получается? Выходит, я виноват, что ты?..

Отцу, видимо, опять стало плохо.

– Нет, Валя, – просипел он, борясь с подступающей к горлу одышкой. – Ты ни в чем… слышишь? Ни в чем?.. Не в тебе дело… Мне просто… страшно стало, сынок… Страшно за… Систему! И за людей… За вас, прежде всего… В сейфе… хроника… потом возьми…

Он еще что-то говорил, но слова его все чаще прерывались страшным хрипом. В дверь кабинета просунулась чья-то голова и что-то не то сказала, не то спросила, но Вальдемар ничего уже не видел и не слышал вокруг себя. Словно это он умирал сейчас, а не отец…

– Папа, – сказал он с отчаянием и страхом, неотрывно глядя на белое лицо перед собой, которое на глазах становилось неузнаваемо чужим. – Папа, прости меня!.. Слышишь?!..

А через три дня поступил экстренный вызов мапряльского заказа. За это время Вальдемар успел полностью переделать хронику Кучеровой. Он убрал все свои прежние коррективы, и теперь ролик отражал жизнь Анны Степановны прямо и правдиво. Как чисто вымытое зеркало…

Соболезнуя личной трагедии Вальдемара, руководство Отдела Личных Судеб намеревалось отправить в Мапряльск другого оператора, но Арбо настоял, чтобы командировали именно его.

Старушка скончалась от сердечной недостаточности, не досмотрев до конца хронику своей жизни… Перед самой смертью она открыла выцветшие от старости глаза и отчетливо прошептала:

– Зачем вы так жестоко со мной обошлись, молодой человек?.. Ведь я прекрасно помню, что все было у меня по-другому!..