опыт, наука не прошла даром. Американские и натовские солдаты знали, что талибы запретили смотреть телевидение и слушать радио. Если из кишлака доносилась громкая музыка, это означало, что он не проталибский. Поэтому его не надо обстреливать из минометов или крупнокалиберных пулеметов. В принципе. Но случалось по-всякому.
Мухаммад Хамид надеялся, что на этот раз ничего не случится. Поэтому он готов был терпеть радио Джамили с вырывающимися из аппарата демоническими и раздражающими ухо звуками. Старый пуштун не знал, что эти звуки называются «Girls» и их извлекает из себя трио Sugababes. Для него это была не музыка, а дьявольское наваждение.
Из машин вылезли солдаты. Вылезли, — подумал Мухаммад Хамид, — правильное слово. Обвешанные оружием, не похожим на оружие, и какими-то странными инструментами, прикрепленными к странным местам странной упряжью, солдаты выглядели как создания с другой планеты. На них были огромные очки, делающие их похожими на громадных насекомых, и двигались они подобно насекомым, как неуклюжие и неловкие жуки. Мухаммад, который видел войско шурави, их спецназ и полосатых десантников, пренебрежительно усмехнулся, глядя как патруль ковыляют по склону. Идёте как жуки, толкающие шар из навоза, подумал он и сплюнул. Или как беременные бабы. Не удивительно, что болтаетесь здесь, возле главной дороги, недалеко от баз, там, где вам мало что угрожает. Хорошо бы вас увидеть там, где орудуют Черные Тюрбаны, в Орузгане, Хелманде или Кандагаре.
Солдаты шли в сторону выхода из ущелья Мугхаб, на кишлак никакого внимания не обращая. Вроде не американцы, — оценил старик, уже знакомый с разными образцами камуфляжной военной формы. Не немцы, не англичане… Каких-то других неверных шайтан сюда занес, насылает их, как саранчу, на нашу страну. Поскорее сгубил бы их всех Аллах, руками верных или хотя бы заразой какой-нибудь. Ла илаха илл-Аллах….
В кишлаке Будгузар лаяли собаки. Джамиля, напевая, подметала двор. Старый Мухаммад Хамид перебирал четки. Аль хамду лиллаахи раббил аламеем. Ар-Рахман ар-Рахеем. Слава Аллаху, владыке мира, милостивому, милосердному. Только Тебя чтим и Тебя просим о помощи. Поведи нас дорогой прямой, дорогой тех, кого одарил добродетелью, а не тех, на кого прогневался. И не тех, кто заблуждается. Хорунжий Равик смотрел в глаза змеи. Змея смотрела в глаза хорунжему Равику. А Гиндукуш, как всегда, вздымался и ослепительно сиял над ними всеми.
*
Гравий хрустел под сапогами. Патруль первой роты 18-го десантно-штурмового батальона из Бельска-Бялой осторожно спускался в ущелье. Во главе, чутко выставив перед собой стволы автоматов Beryl, шли дозорные. Капрал Пусь по прозвищу Дьябло и старший рядовой Ксенжкевич по прозвищу Кермит. Дьябло вдруг что-то заметил в осыпи, сделал шаг, наклонился. И тут же отскочил: — О, в пизду! Змея, чтоб я сдох! — Змея! — повторил Кермит. — Обосраться! Кобра! — Стреляй, земляк! Заеби гада! — Стой! Назад! — осадил охотников хорунжий Равик. — Что, охуели, как пингвины летом? Терминаторы нашлись! Бей всех, кто движется, да? Живым не выпускать? Боже, как же из вас деревня прет! — Я из Варшавы, курва, — тихо пробурчал Дьябло. — Так ведь змея, пан хорунжий… — громко объяснил он. — Значит. — Вижу, что змея. И знаю, что это значит. Остынь, капрал. Успокой яйца. Хорунжий продвинулся на два шага, стал впереди солдат. Змея свернулась между камнями, ее чешуя заблестела золотом. Равик приблизился. Подошел остальной патруль. — Что там? — тихо спросил старший рядовой Вронский, прозвище Кизер. — А? Земеля? О, что за срань? — Змея, — вполголоса пояснил Дьябло. — Хотели ее кокнуть. Равик не дал. — Эколог ебаный, — сплюнул Кермит. — Чтоб ему… Равик подошел еще ближе. Змея поднялась на треть тела, легко покачивая головой, и уставилась на хорунжего неподвижным взглядом золотых глаз. Равик вздрогнул, отступил на шаг. В ушах у него шумело и стучало. Змея не спускала с него глаз. Золотых глаз с черными вертикальными зрачками.В кишлаке Будгузар лаяли собаки. Джамиля, напевая, подметала двор. Старый Мухаммад Хамид перебирал четки. Аль хамду лиллаахи раббил аламеем. Ар-Рахман ар-Рахеем. Слава Аллаху, владыке мира, милостивому, милосердному. Только Тебя чтим и Тебя просим о помощи. Поведи нас дорогой прямой, дорогой тех, кого одарил добродетелью, а не тех, на кого прогневался. И не тех, кто заблуждается. Хорунжий Равик смотрел в глаза змеи. Змея смотрела в глаза хорунжему Равику. А Гиндукуш, как всегда, вздымался и ослепительно сиял над ними всеми.