юноша, целуя белые надушенные руки графини.- Почему вы так сурово сдвигаете свои милые брови и так укоризненно смотрите на меня?

– Но подумай сам, Анри,- улыбаясь, ответила она,- ведь теперь уже почти два часа!

– Это – правда, любовь моя. Ноэ попадет от меня за это: он вечно заставляет меня дожидаться его.

– Ты вовсе не думаешь, Анри, о том, что теперь у нас июль месяц, когда в три часа делается уже совершенно светло,продолжала молодая женщина, сопровождая свои слова нежным взглядом.- Ну подумай только, возлюбленный мой, ведь я погибну, если тебя встретят на заре в окрестностях Бомануара!.. Он убьет меня! – шепотом прибавила она.- Да и тебя он тоже не пощадит. Ведь если у него явится хоть малейшее подозрение, он не задумается убить тебя, хотя бы ты был тысячу раз принцем!

– Ты забываешь, Диана, что нам покровительствует божок всех влюбленных,- с улыбкой ответил Анри и продолжал, как бы подчиняясь внезапному приливу грусти: – Бедная Диана! Так ты не знаешь, что я пришел проститься с тобой по крайней мере на целый месяц?

– Проститься? Да ты с ума сошел, Анри!

– Увы, нет, дорогой друг мой, я уезжаю. Мать желает, чтобы я отправился в Париж ко французскому двору…

– О, не езди туда, Анри, не езди! – с ужасом воскликнула графиня.- Ведь ты – гугенот, мой дорогой принц, и с тобой там случится что-нибудь дурное!

– Глупенькая! – ответил Генрих Наваррский.- Не бойтесь, ведь я еду в Париж инкогнито. Зачем – этого я не знаю. Завтра королева-мать вручит мне запечатанное письмо с инструкциями, но вскрыть его я имею право лишь в Париже!

– Все это крайне странно, – с задумчивым видом сказала графиня.- Не может быть сомнений, что тут имеется какая-то политическая цель, которой мы и не подозреваем.

– Диана, красавица моя! – сказал принц.- Разрешите мне зажать вам рот поцелуем! Ведь в нашем распоряжении имеется всего какой-нибудь час, и жаль было бы потратить его на тщетные догадки!

– Ты прав! – сказала она, обвивая его руками. Час быстро пролетел; вскоре на горизонте появилась беловатая полоса рассвета, и Генрих Наваррский, подобно Ромео, расстающемуся с Джульеттой, сказал:

– Боже мой! Диана! Вот и день… Она снова обвила его руками, заставила в сотый раз повторить клятвы вечной любви и потом сказала:

– Слушай-ка, дорогой, ведь ты еще никогда не бывал в Париже?

– Как же! Восьмилетним мальчиком…

– Ну, это все равно как если бы ты и вовсе не был там! Париж полон соблазнами и всяческими ловушками, и тебе необходимо иметь там верного, преданного друга. Для этого я дам тебе письмо к горожанину, с женой которого мы воспитывались вместе на моей родине. Видишь ли, дорогой мой, маленькие люди часто бывают нужнее и полезнее, чем большие, а этот горожанин предан мне всей душой и пойдет за тебя на смерть, если будет знать, что я люблю тебя. А если ты порастрясешь свой кошелек, то он даст тебе и денег, но не под ростовщические проценты, а только из желания оказать услугу.

– Значит, он очень богат?

– Очень. Это – ювелир по имени Лорьо.

– Ну так что же,- ответил Генрих,- дай мне это письмо, и я отправлюсь к Лорьо, хотя бы лишь из желания поговорить с ним о тебе!

– Ты когда едешь, Анри?

– Завтра с заходом солнца.

– Вот и отлично, до этого времени я доставлю тебе рекомендательное письмо. А теперь до свидания, голубчик, становится совсем светло! Графиня осторожно выглянуло в окно, чтобы убедиться, что поблизости никого нет, а затем основательно привязала лестницу. Генрих Наваррский обменялся с нею последним поцелуем и быстро скрылся за окном.

II

Через неделю юный Генрих Наваррский в сопровождении Амори де Ноэ был уже на пути в Париж, снабженный инструкциями своей матери, Жанны д'Альбрэ, и письмом прекрасной Коризандры к подруге ее детства, жене ювелира. В тот момент, когда наших героев застает этот рассказ, наступала ночь. Всадники ехали с самого утра, рассчитывая добраться до Блуа, где они хотели заночевать. По их расчетам, уже давно должны были показаться кресты блуарского собора, но они ехали и ехали, а все еще не было никаких признаков близости города. Между тем в воздухе чувствовалась гроза и небо было загромождено тяжелыми, черными тучами, которые неминуемо должны были в самом непродолжительном времени просыпаться злейшим ливнем.

– Да ну же, Анри,- сказал Ноэ,- подгоните свою лошадь. Нас сейчас застигнет гроза. Да и какая гроза еще! Моя лошадь уже дрожит подо мной!

– Ну вот еще! – возразил принц.- Ты достаточно хороший наездник, друг Ноэ, и сумеешь справиться с нею!

– Да, но я не люблю промокать…

– Летний дождь только освежает. К тому же наши лошади изнурены и… Сильный удар грома, заставивший лошадь принца взвиться на дыбы, прервал его речь. В то же время крупные капли дождя забарабанили по дороге.

– Да ведь дело-то в том,- сказал Ноэ,- что, сколько я ни смотрю вперед, я все не вижу ни крыши, ни трубы…

– Зато я вижу какого-то человека, который едет верхом.

– Его вижу и я, да ведь человек не то, что дом: под ним не укроешься от дождя и бури!

– Зато человек может указать, где здесь поблизости имеется кров! – ответил принц, сейчас же обращаясь к проезжавшему с соответствующими расспросами.

Увы, в ответах, которые дал встреченный крестьянин, было мало утешительного. Блуа находилось от этого места по крайней мере в пяти лье, никакой деревушки поблизости не было, ближайшая гостиница была в двух лье.

– Бедный Ноэ! – с комическим сожалением воскликнул принц.- Уж придется тебе промокнуть!

– А если все дело только в том, чтобы укрыться от дождя,сказал крестьянин,- то в нескольких минутах езды отсюда имеется на берегу Луары большая пещера, в который вы отлично поместитесь с лошадьми!

Принц кинул крестьянину монету и дал лошади шпоры. Действительно, в последних проблесках вечера они вскоре увидали зиявшее тьмой отверстие большого грота. Сильная молния дала им возможность сориентироваться еще лучше. Ноэ первым въехал в пещеру, не слезая с лошади, и принц последовал его примеру. Почти сейчас же вслед за этим гроза разразилась со страшной силой. Удары грома и вспышки молний следовали друг за другом почти без перерыва, освещая блуарскую долину и будя спящее эхо. Всадники привязали лошадей в дальнем углу пещеры, а сами уселись на кучу сухих листьев, очевидно собранную прежними гостями пещеры.

– Да! – сказал Ноэ.- Этот грот кажется мне прекраснее всех парадных комнат Нерака. Согласитесь, Анри, если бы мы располагали здесь добрым куском дичи и бутылью белого вина, то могли бы просто смеяться над грозой!

– О, я хотел бы лишь держать в своих руках белую ручку Коризандры! – со вздохом ответил принц.

Ноэ насмешливо свистнул, отказываясь разделять любовную