поглотит тебя.

— Джэ-э-эйл! Не-е-е-ет! — закричала Зара.

Но было поздно — две фигуры — белая, как снег, и темная, как ночь, — слились в последнем объятии, столб пламени взметнулся к небесам и достиг врат преисподней. Демоны, визжа и завывая от ужаса, бросились вглубь черного провала, столб взорвался огненным шаром, и страшная щель закрылась.

Свет, льющийся с неба, померк, но лучи, исходящие из огненного шара, по-прежнему озаряли облака. И в этих лучах Зара и Фальк увидели странную картину: Джэйл в сверкающих доспехах, с мечом, сияющим, как луч солнца, преследовала убегающих демонов, а за ее плечами разворачивались могучие белоснежные ангельские крылья. Демоны тащили в когтях извивающегося и отчаянно вопящего Измаила Турлака. Заре и Фальку показалось, что они видят сцену из легенды, в которой Защитница Света, королева серафимов, изгоняет из Анкарии богов Хаоса. Даже много лет спустя они не могли решить, было ли это видение правдивым или всего лишь галлюцинацией, родившейся от невыносимого напряжения и усталости. И все же в глубине души они верили, что в тот миг им удалось увидеть истину, скрытую обычно от людских взоров.

Потом видение исчезло. Остались лишь болото, припорошенное снегом, трава, забрызганная кровью, обезображенные трупы волшебников, опаленный алтарь. И огромные звезды в просветах облаков — словно глаза древних богов. И тогда великий покой снизошел на Зару и Фалька.

Медленно, очень медленно Зара и Фальк поднялись с земли. Юноша вытер слезы.

— Джэйл пожертвовала собой, — прошептал он. — Пожертвовала своей жизнью, защищая нас.

— Не только нас, — тихо отозвалась Зара. — Она спасла весь мир. Всю Анкарию.

Она положила руку на плечо Фальку, он жалобно шмыгнул носом — он не стыдился своих слез. Зара и сама в душе скорбела по Джэйл — великой воительнице и могучей защитнице Добра.

Потом она увидела на земле мужчину с длинными седыми волосами. Его обнаженное тело лежало в неестественной позе как будто в нем были раздроблены все кости, но лицо оставалось спокойным, мужественным и прекрасным.

— Не только Джэйл пожертвовала сегодня жизнью, — сказала Зара со вздохом. — Еще один из нас избрал путь Добра и пал ради спасения мира.

— Ты говоришь о нем? — спросил Фальк, указывая на мужчину. — Это был Тор?

— Да, мы знали его под этим именем и никогда не узнаем, какое имя дали ему при рождении, — отвечала Зара. — Он был подобен мне — получеловек-полузверь. Однако по каким-то причинам он решил, что никогда не будет принимать человеческий облик. Может быть, когда-то он служил злу, а позже проклял себя за это. Я не знаю. Я знаю лишь, что он боролся со злом в своей душе и победил. А может быть, ему легче было оставаться в согласии с самим собой, пока он был в волчьем обличье. Может быть, волку проще сохранить в своей душе добро, чем человеку.

— Нет, Зара. — Фальк покачал головой. — Тут я с тобой никогда не соглашусь. Если я что-то и понял в этом путешествии, так только одно: в каждом есть что-то доброе. Даже в вампире, даже в таком шулере и лгуне, как я. Нужно только не прятать эту часть своей души и давать ей волю. Но может быть, это и есть самая трудная и важная задача в жизни.

Зара только кивнула. Фальк не знал, согласилась она с его словами или просто решила поскорее закончить разговор. До утра они отдыхали, потом погребли тело человека, которого в волчьем обличье называли Тором. С рассветом они тронулись в путь. Им предстояла дальняя дорога.

Эпилог

Путешественники испытывали странные чувства, возвращаясь в Мурбрук. Их странствие заняло всего две недели, но Фальку казалось, что за это время миновали годы.

Мурбрук почти не изменился. Конечно, сейчас его обитателям уже не грозила страшная опасность, в лесах не бродили кровожадные звери, но раны были еще слишком свежи, и люди просто не могли поверить в то, что все дурное уже позади.

Зато Фальк чувствовал себя совсем другим человеком. Он едва помнил того трусоватого, болтливого и тщеславного юнца, который уехал отсюда в поисках приключений, желая покрасоваться перед Элой и прослыть настоящим героем. Теперь он знал, что не нужно быть героем, чтобы совершать подвиги, но за подвиги приходится платить жизнью. Он пережил такие приключения, что больше всего на свете хотел, чтобы в ближайшие десять-двадцать лет с ним больше не случалось ничего интересного. Может быть, когда-нибудь сложат легенду об их походе и о нем самом. О том, как он едва не погиб на болотах от яда огромных пауков, о том, как он сражался с зомби, о том, как он открыл магический портал и вместе с Зарой, Джэйл и Тором предотвратил конец света. Может быть, эту легенду будут передавать из уст в уста. Но самому Фальку вряд ли когда-нибудь захочется ее послушать.

Большую часть своей жизни он провел, пытаясь производить благоприятное впечатление на окружающих, ничего собой при этом не представляя. Сейчас впервые у него было время на то, чтобы подумать о самом себе, о том, на что он способен, о том, что он мог бы сделать для других. И о том, на какие жертвы он способен пойти ради других.

Уезжая отсюда, он жаждал признания и славы, но теперь это казалось совсем неважным. Он даже не хотел, чтобы Эла узнала о его приключениях. Благодаря тому, что они сделали, Эла в безопасности, и этого ему вполне достаточно. Он не хотел благодарности, он просто сделал то, что нужно было сделать. Это было нелегко, но он был рад, что не сплоховал.

Он больше не думал о славе.

Долг, мужество и верность — вот что важно.

Будучи честным перед самим собой, Фальк сознавал, что еще не готов посвятить свою жизнь служению этим трем Добродетелям. Но по крайней мере теперь он знал, о чем мечтать, к чему стремиться. Он знал, что эти три слова — не просто слова, а нечто большее.

Думая о них, он не мог не вспоминать Джэйл, великую воительницу, верную и мужественную Защитницу Света, которая даже на пороге смерти не отступилась от своих идеалов и исполнила долг до конца. Фальк знал, что всегда будет помнить эту гордую женщину, божественную и одновременно человечную, что еще долго при одной мысли о ней, при одном звуке ее имени на глаза будут наворачиваться слезы, а в горле вставать ком. Может быть, когда-нибудь они снова встретятся — в каком-то ином мире. И тогда он снова увидит ее белые крылья, ее сияющее лицо, ее добрые и мудрые глаза и сможет сказать ей, как много она сделала для него.

Но он также понимал, что Джэйл пожертвовала собой ради того, чтобы жизнь в Анкарии продолжалась, и она будет продолжаться. Люди, как и прежде, будут заняты своими повседневными делами и заботами. Но Джэйл не должна быть забыта. О ней должны слагать песни,