Борис Рябинин Друзья, которые всегда со мной (Повесть в рассказах)

Джери заболел

Да, Джери заболел, и, кажется, на сей раз очень серьезно, куда серьезнее, чем было однажды…

Но прежде я должен объяснить, почему снова заговорил о хвостатых приятелях — Джери и Снукки. Я не собирался продолжать историю своих четвероногих спутников — громадного серого дога и рыжего эрдельтерьера, прелестной бессловесной пары, навсегда оставившей след в моем сердце, — сама жизнь заставила это сделать. После выхода в свет своих записок я получил много писем, и во всех содержалось настойчивое требование рассказать, что стало дальше с Джери и Снукки. Живы ли они? А если не живы, то как окончили свои дни, когда? Причем большинство писавших не допускало и мысли, что Джери и Снукки могут умереть; подобное убеждение разделяется многими и сейчас, когда минули десятилетия. Читатели не хотели расставаться с полюбившимися героями. Московский дом детской книги специально попросил меня изложить, хотя бы коротенько, дальнейшие жизненные перипетии моих друзей, их судьбу и прислать в Москву. Детское радиовещание провело конкурс среди своих радиослушателей: кто напишет лучшее окончание к книге «Мои друзья», и активность юных сочинителей превзошла все ожидания. А редактор детской литературы Свердловского издательства передала мне пачку ребячьих писем, сделав такую приписку: «Чтоб знали, что вы натворили». Именно бесчисленные письменные и устные просьбы читателей прежде всего и побудили меня дописать эту историю.

Это — главная причина. Имелись и другие. Я оборвал повествование накануне Великой Отечественной войны. Вскоре развернулись грозные события, громовые раскаты которых прокатились по всей земле, достигнув самых отдаленных и глухих уголков. Конечно, поучительно знать, что делали мои друзья — люди и собаки — в это сложное время.

Ну, и наконец. Идет время — оно приносит неизбежные перемены. Что принесло оно моим друзьям? Прошло несколько лет, как мы расстались с вами, читатель, на берегу Ирени, в быстрых темных волнах которой Джери спас утопающего. Старше становятся люди, стареют и собаки, и, заметим, даже быстрее, чем люди; с возрастом меняются привычки (у животных тоже), появляются новые черты и наклонности, изменяется внешность, иногда, как это частенько бывает с людьми, портится характер… Вероятно, это тоже представляет определенный интерес для любознательных.

Вспоминая своих старых друзей, я, естественно, не могу умолчать о новых — близких, живущих ныне у меня, четвероногих, и более дальних, с которыми встречался в разное время. А рядом с собакой всегда стоит ее учитель и друг — человек… Сколько интересных людей я узнал за это время! И вот, взвесив все, я снова сел за стол.

Приступая к этой, второй и заключительной, части своих воспоминаний, я не могу сдержать естественного чувства печали, ибо, как все на свете имеет свой конец, так имеет конец и история моих друзей — Джери и Снукки. Но что поделаешь? Умирают люди, а собакам дан век куда более короткий.

…Итак, Джери заболел, и было совершенно очевидно, что необходима срочная врачебная помощь. Это случилось на седьмом году его жизни. Конечно, семь лет — еще не старость для собаки. Но уже и не молодость, а собаки, особенно крупные, изнашиваются быстро: сказывается их круглосуточная служба человеку.

Я вернулся из продолжительной командировки и не успел еще переступить порог дома, как мать уже у дверей сообщила — с Джери что-то неладно. Действительно, Джери, всегда необыкновенно сильно тосковавший в мое отсутствие и бурно выражавший свою радость, когда возвращался хозяин, на сей раз вел себя непривычно сдержанно. Он походил около меня, приткнулся своей большой теплой головой к моему боку и, как-то виновато повиляв хвостом, снова лег на свое место в углу прихожей, продолжая все так же, с прижатыми ушами, слегка постукивать хвостом по подстилке. Он словно извинялся, что не может попрыгать и поприветствовать меня в полную силу. Внешне Джери был все такой же Джери, большой, красивый, с лоснящейся шерстью мышиного цвета, только, пожалуй, чуть опал в боках да в глазах появилось выражение не то какого-то испуга и недоумения, не то легкой грусти.

Мать сообщила, что пес третий день отказывается от пищи и всю последнюю неделю был вялый, редко выходил во двор, больше лежал. Что с ним? Я приехал под вечер, и обращаться в ветеринарную поликлинику было поздно. Решили подождать до утра.

Надобно заметить, что после женитьбы я отделился, и собаки жили теперь на разных квартирах — Снукки со мной, а дог остался с моими родителями, в доме на улице Куйбышева, однако я наведывался туда буквально каждый день. Я ушел домой, но едва подошло время ложиться спать, как телефонный звонок снова позвал меня в низенький деревянный домик на пять окон. «С Джеркой плохо, — сказал встревоженный отец. — Приходи».

С псом и впрямь было худо. Теперь он даже не встал при моем появлении, лежал на подстилке, подобрав под себя лапы, в неестественной позе и, вздрагивая, стонал. Он был весь напряжен, а живот напоминал барабан, в нем что-то перекатывалось и звенело, как в пустоте, Джери не давал к нему прикоснуться.

Было около часа ночи. Куда бежать за помощью?

К кому, как не к Леониду Ивановичу! В свое время он первый установил, что Джери страдает острым катаром желудка; после уточнил диагноз — язва. Знакомство наше давно переросло в тесную дружбу.

Телефон клиники не ответил, а домашнего телефона у Леонида Ивановича не было — он жил тут же, при клинике, в деревянном доме на заднем дворе. Я побежал туда.

Леонид Иванович, выслушав мои сбивчивые объяснения, предложил привезти Джери немедленно в клинику.

— Да как же его везти? На чем?

— Положите на санки корыто, укутайте…

— У него сильные боли…

Леонид Иванович подумал минуту, затем тряхнул головой:

— Пошли. — И стал быстро одеваться.

Он спешил и пошел не через ворота, а напрямик, по дорожке вдоль сугробов, у забора обронил: «Будем немного спортсменами», — и мы бодро перепрыгнули через забор. Леонид Иванович и в работе шел так же, не сворачивая, к цели.

Джери был все в том же положении — лежал, содрогаясь при каждом приступе боли, весь напряженный, но позволил ощупать себя.

— Похоже на заворот кишок, — изрек Леонид Иванович. — Но… — Что должно было последовать за «но», он не договорил. — Немного повременим, не будем трогать. Я согласен хоть сейчас оперировать. Но подождем до утра. Выдержка иногда бывает не вредна.

Джери положили снег на живот, впрыснули камфору. Мама до пяти часов утра непрерывно дежурила около собаки.