спокойный мужской голос повторял: “Возьмите меня на борт!”

Один из кораблей изменил курс и принял маленькую, неизвестно как здесь оказавшуюся ракетку. В ракетке не было мужчины. Его голос был записан на магнитопленку. В ракетке была маленькая девочка.

— Я хочу домой, папа, — устало сказала она седеющему капитану грузового корабля, который подобрал ее.

— Где же твой дом, крошка?

— У меня самый большой дом.

А потом, уже на Земле, с ней разговаривал главный воспитатель. Девочка была удивительно развита для своих семи с половиной лет. Она многое знала, многое умела. На лету схватывала все, что ей объясняли. Но две странности было у нее. Она вдруг неожиданно для всех называла какого-нибудь мужчину папой, а какую-нибудь женщину — мамой. Проходил день, и у нее уже были другой папа и другая мама. И еще. Она все время просила показать ей ее дом, самый большой дом.

Совет воспитателей навел справки о ее настоящих родителях. Нет, у них никогда не было большого дома. Вообще никакого дома не было. Прямо из школы астролетчиков они ушли в Дальний поиск.

— Я буду искать свой дом, — заявила Эльфа и ушла от главного воспитателя. Тот ее не удерживал. Он сделал единственное: каждый человек на Земле теперь знал, что Эльфа ищет свой дом. Все обязаны были ей помогать. Каждый должен был заменить ей отца и мать.

— А правда, что крыша дома может загрохотать и сверкнуть? — спрашивала Эльфа.

— Ну нет, — сказал кто-то. — Крыши сейчас очень прочные.

— Правда, — вдруг сказал пилот глайдера. — Может. Вот будет гроза, и ты сама увидишь.

— Это страшно?

— Страшновато, но очень красиво.

— А правда, что стены дома раздвигаются, когда ты к ним приближаешься?

— Правда, — сказал пилот. — Вон видишь ту стену, за горой? Мы будем подлетать к ней, а она будет отодвигаться дальше. И сколько бы мы за ней ни гнались, она будет отодвигаться все дальше и дальше.

— Это очень похоже на то, что ты мне рассказывала о самом большом доме, о моем доме, — сказала Эльфа женщине в голубом.

— Так это же и есть твой дом. Вся Земля — твой дом. Это самый большой дом во всем мире, во всей Вселенной.

— Да, ты так мне и говорила…

А вечером, когда они спустились с гор к костру, небо уже потемнело. Женщина спросила:

— Ты ведь не уйдешь от меня? Ты останешься со своей мамой?

— Мама, — ответила девочка, — я вернусь. Но сначала я хочу посмотреть свой дом. Я хочу осмотреть его весь.

А утром Эльфа снова была в глайдере. И когда он долетел до горы, она крикнула пилоту:

— Смотри, папа, стены моего дома раздвигаются!

ТРИДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ…

Сборник, который вы прочитали, больше и правдивее говорит о прошлом, нежели о будущем. И перелистывал я эти рассказы с понятной ностальгией: такими мы были и такой была фантастика, беззаветно нами любимая и нас воспитавшая.

А началось все с того, что в 1979 году издательство “Знание” предложило мне составить антологию, собрав под одной обложкой все лучшее из того, что вышло в издательстве с начала 60-х годов. Я написал к сборнику предисловие, в котором попытался взглянуть на знаниевскую фантастику с высоты прошедших двадцати лет.

Сборник вышел в свет в 1980 году, а позже был переиздан (по техническим причинам предисловие из второго издания просто “выпало”), И вот перед вами еще одно переиздание, и нужно на сей раз писать послесловие, а меня не перестают мучить сомнения. Не устарела ли “фантастика шестидесятых”, которая, за скудностью иной интеллектуальной пищи, “подкармливала” мое поколение-первое послевоенное и последнее “предспутниковое”? И нужно ли повторять написанное или основательно перелопатить тот текст (состав сборника изменений не претерпел, но предисловие-то было написано в приснопамятную эпоху умолчаний, внутренней и внешней цензуры, тщательного отмера — какие авторы достойны упоминания, по поводу кого — достаточно скользящего намека, а о ком — ни-ни, ни слова…)?

Я остановился на компромиссном варианте. Кое-что из написанного тогда повторю, многое опущу — в частности, все рассуждения насчет связи фантастики и науки (тогда это было актуально) и представления авторов сборника (с ними вы только что познакомились). А в результате получится, видимо, даже не послесловие к книге.

Скорее это послесловие к той жизни и к той фантастике. Сборник-мемориал…

Итак, вспомним: начало шестидесятых. Стояла ранняя оттепель — и в будущее смотрели с оптимизмом. (Этой фразы в том предисловии, конечно, быть не могло…) Уже слетали в космос первые космонавты, но о полете на Луну еще впору было только мечтать. В студенческих аудиториях, на страницах популярных журналов до хрипоты спорили о кибернетике и генетике, еще недавно запретных темах, однако в кипении страстей трезвые головы были редки, и отсутствовало реальное представление о том, что за могущественных и непредсказуемых джинов начала выпускать одного за другим наука… Стоило привыкнуть к быстро ставшему интернациональным русскому слову “спутник”, как составленное из английских сокращений явилось новомодное словечко “лазер”, а с интервалом в три года другое — “квазар”.

Я был тогда школьником, только-только приоткрывшим для себя мир книг, и потому особенно четко в памяти запечатлелись книжные прилавки с наваленными на них яркими, волнующими обложками: динозавры, роботы, звездолеты. В ту пору капитану Немо и другому капитану — Сорви-голова, троице мушкетеров и индейцам Фенимора Купера пришлось потесниться в возбужденном мальчишечьем воображении, уступая место звездным капитанам, путешественникам, осваивавшим теперь космические “прерии” и инопланетные “джунгли”. Фантастика зачитывалась до дыр, книги читали запоем и без разбору. Отсутствие надежного “компаса” в книжном море (каким полноводным оно тогда нам казалось!) легко заменяла интуиция да всепобеждающая читательская жадность. Великое сгрудилось рядом со смешным. “Туманность Андромеды” уже считалась бесспорной классикой; но что греха таить, мы, тогдашние юные фэны, с не меньшим пылом по нескольку раз перечитывали незабвенную колпаковскую “Гриаду”, о которой кто сегодня помнит…

Это было во всех отношениях время переломное. Уходила в окончательное забвение “фантастика ближнего прицела”, а на смену ей рождалось нечто новое, дерзкое, бесстрашно раздвигающее далекие горизонты и заставляющее читателя всерьез задуматься над проблемами будущего и настоящего. Роман Ефремова пробил первую брешь в стене, скрывавшей эти горизонты от писателей-фантастов, но стоило образоваться просвету, как в него хлынул поток новых имен, новых книг, идей и